На заре

— Но я не знаю, куда мне теперь деваться. Домой мне нельзя. Батя не примут.

— Зато мы тебя примем, — ответил Корягин.

На сердце у Сони отлегло.

— Петр Владиславович, — умоляюще глядела она в глаза председателю, — пойдемте к бате.

— Нет, — возразил Корягин. — Ты сейчас зайди к нам, переночуешь, а завтра поутру мы и нагрянем к нему.

Соня вошла в комнату. Здесь сидели Жебрак и Юдин. Соня поклонилась им, задержалась у порога. Елена Михайловна попросила ее положить свой узелок на сундук и сесть. Девушка осторожно опустилась на стул.

— Значит, бежала из монастыря? — обратился к ней Жебрак.

— Да, — с робостью прошептала Соня.

— Как же ты решилась?

— Туда снова приехал бандит.

— Какой бандит? — насторожился Корягин.

— Полковник Набабов, — сказала Соня. — Командир банды.

— Понятно, — проговорил Корягин, переглянувшись с товарищами. — Все же я не ошибся в своей догадке…

Жебрак предупредительно поднял руку:

— Погоди. Не торопись.

И он попросил Соню изложить все по порядку. Девушка, краснея, потупила голову, молчала. Потом вытерла платочком слезы и сбивчиво начала рассказывать, что с нею произошло в монастыре.

— Где же он там находится? — спросил Юдин.

— Я с ним повстречалась в том старом корпусе, где жила банда, — ответила Соня.

— А ты еще когда-нибудь видела его в монастыре после боя? — спросил Жебрак.

— Нет, — промолвила Соня еле слышным голосом, — только сегодня.

— Он знает, что ты бежала? — сосредоточенно глядел на нее Корягин.

— Не знаю, — Соня пожала плечами.

— Хорошо, — сказал Жебрак и перевел взгляд на Елену Михайловну. — Пусть она идет отдыхать.

Та позвала Соню в кухню, прикрыла за собою дверь.

— Нам немедленно нужно ехать в монастырь, — решил Юдин.

— Ты думаешь, что он и до сих пор там сидит? — выразил сомнение Жебрак и, помолчав, развел руками: — Мне одно непонятно, как он ее выпустил из монастыря?

Юдин поспешно поднялся со, стула, заявил:

— Во всяком случае, товарищи, мы обязаны туда поехать. Ты дай мне человек десять верховых чоновцев, Петр Владиславович. — В кухне он опять обратился к девушке: — А игуменья сейчас в монастыре?

— Нет, — ответила Соня. — Она куда-то уехала.

— Никому ничего не говори об этом, — предупредил ее Юдин.

Вышли на крыльцо.

— Мне кажется, товарищи, — сказал Жебрак, — сейчас ехать туда незачем. Во-первых, бандит наверняка ушел оттуда; во-вторых, своим обыском мы дадим ему понять, что Соня сообщила нам о нем. Ей могут отомстить за это. Лучше мы туда нагрянем денька через три-четыре.

— Да, я уже и сам над этим подумываю, — согласился Юдин.

XX

Утренний аромат садов, омытых вчерашним дождем, наполнял воздух, незримо струился над гулкой станицей.

Из улицы выехал Виктор Левицкий, направился в степь. Лошади бежали дружно. За ветряком он пустил их шагом, сел на перекладине арбы, запел грустным голосом:

Не лай мене, моя жинка,
Из ранку до ночи,
Що полюбыв удивоньку
Та йи черни очи.
Весь день не йив,
Всю нич не спав,
Трохе не сказывся…
Таки гарни, черни очи,
Що як подевлюся,
Циловав бы, миловав бы,
Так тебе боюся.[254]

Издали казалось, что он не пел, а плакал. Лошади, понурив головы и как бы вслушиваясь в печальный напев, шли шагом.

Позади него ехал с женой Григорий Молчун. Галина по голосу распознала Виктора. Ударив лошадей вожжами, пустила их рысью. Григорий сидел на ящике арбы, курил цигарку.

Галина догнала Виктора, придержала лошадей. Виктор оглянулся, и лицо его помрачнело. Григорий спрыгнул с арбы, сел рядом с ним.

— Чего без жинки едешь? — не зная с чего начать, спросил он гнусаво.

— Сам управлюсь, — сухо ответил Виктор.

— А правда, что ты записался в ЧОН? — прервал Григорий длинную паузу.

— А твое какое дело? — Виктор от раздражения густо покраснел.

— Чего сердишься? — буркнул Григорий. — Значит, правда.

— Перед тобой не буду отчитываться! — бросил Виктор.

— Гм… Большевиком заделался. Корягина и Жебрака послушался.

— Хотя бы и так, — Виктор с досадой стегнул лошадей кнутом.

— Будешь каяться, — сказал Григорий.

Лошади пробежали немного, потом снова потащились медленным шагом. Арба лениво поскрипывала, стучала досками, железом. Галина не отрывала от мужа взгляда. Ветерок пошевеливал на ее голове концы белого платка. Слова долетали до нее. Она видела, что Виктор и Григорий ссорились.

«Гляди, — подумала Галина, — что это с Гришкой? То слова от него не допытаешься, а сейчас как раскалякался[255].»

— А ты слыхал, что Волохов и Вакула сегодня ночью вернулись из Екатеринодара? — обратился Григорий к Виктору.

— Вернулись?

— Да, — сказал Григорий. — Зря только людей мучили арестом. Говорят, что по суду их оправдали.

Виктор пожал плечами, опять стегнул лошадей кнутом.