На заре

После вечерни, когда богомольцы разъехались по хуторам и станицам, а в монастыре остались лишь монахи да кое-кто из богатеев, в просторный зал начали сходиться соборные старцы[698]. За длинным столом сел Дорофей, справа от него заняли места Евсевий, Забелин, Гурий, слева — Ярон, казначей Герасим и эконом Макарий.

Татаринов, Зубарев и Жуков разместились между богатеями, поближе к двери. Марфа Кузьминична уселась в глубокое кресло слева от стола. Зал тихо гудел.

Дорофей грузно поднялся и, открывая собор, сказал:

— Святые отцы, мы сегодня с участием нашего преосвященного владыки, отца Евсевия, должны поговорить о своих сокровенных делах. — Он приложил руку к груди, поклонился Евсевию: — Первое слово предоставляется вам, ваше преосвященство.

Зал затих. Евсевий поднялся на трибуну и, выждав минуту, обратился к старцам:

— Отцы собора! Мы с вами сейчас переживаем тяжелое время. Земля наша объята огнем геенновым. Династия Романовых пала. Власть в стране перешла в руки большевиков. Все наши войска разгромлены. Лишь в Крыму осталась единственная армия барона Врангеля. Но и она не сегодня-завтра прекратит свое существование. В стране наступит хаос и разорение. И тем не менее мы должны продолжать священную борьбу с революцией и во что бы то ни стало победить ее! К этой борьбе нас, священников, призывает патриарх Тихон, он призывает поднять против революции всех верующих и восстановить в России царя и монархические порядки.

Марфа Кузьминична внимательно слушала речь архипастыря, но на ее одутловатом розовом лице, с черным пушком под носом и отвислым тройным подбородком, не отражалось никаких чувств, будто слова Евсевия совсем не волновали ее.

Комаровский, слегка приоткрыв рот, глядел на владыку тупыми подслеповатыми глазами, изредка одобрительно кивал головой, жевал толстыми губами. Широкие его ладони лежали на расставленных коленях.

— Я должен поставить вас в известность, святые отцы, — продолжал Евсевий, — что патриарх Тихон в настоящее время дал свое благословение Высшему церковному управлению, организованному Антонием Храпавицким[699] в Константинополе, и ведет с ним переписку об оказании помощи иностранными правительствами Врангелю. Хочу здесь напомнить вам о том, что Англия всеми силами стремилась задержать продвижение Красной Армии к границам Польши и не допустить непосредственных переговоров между Россией и Польшей. Сейчас патриарх Тихон через иностранные миссии — латвийскую, эстонскую, финляндскую, польскую и чехословацкую добивается, чтобы правительства оказали Врангелю вооруженную помощь в борьбе с большевиками. Патриарх Тихон призывает нас сплотиться, организоваться в духовные союзы для отпора всяким покушениям на церковь со стороны Советской власти. На Карловицком соборе по его настоянию была принята резолюция о восстановлении в России самодержавной власти.

Татаринов, высокий, стройный полковник с гладко выбритым, свежим лицом, закинув ногу на ногу и положив руку на подлокотник, следил за каждым движением оратора. Рядом с ним сидел Зубарев, широкоусый, с чуть оскаленными зубами сотник, в черкеске темно-серого цвета и юфтевых[700] сапогах. Выражение его обветренного лица и серых, немного косых глаз то и дело менялось.

— Патриарх Тихон, — продолжал оратор, — стремится объединить вокруг себя распыленные силы контрреволюции и восстановить Россию единую, неделимую. Наша задача, святые отцы, будет заключаться в следующем. Прежде всего мы должны объединиться в союз и развернуть борьбу против большевиков, изгонять из своей среды обновленцев и раскольников. Однако у нас на пути будет стоять епископ Иоанн. И мы должны вести с ним самую непримиримую борьбу!

Александр наклонился к уху Гурия и, ехидно улыбаясь, прошептал:

— Этому Иоанну дано устроить две-три скандальные сцены, и его сразу же кондрашка хватит.

— Истинно, ваше преподобие, истинно! — одобрительно закивал Гурий. — Он совсем на ладан дышит.

Голос Евсевия звучал все требовательнее:

— Екатеринодарская епископская кафедра немедленно должна перейти в наши руки. Мы должны с вами, святые отцы, добиться созыва епархиального съезда и решить на нем вопрос о назначении нового епископа.

Жуков, откинувшись на спинку стула, тщательно взвешивал все сказанное викарием. Его верхняя губа под небольшими черными усиками подрагивала, словно сквозь нее пропускали электрический ток.

Евсевий вводил соборных старцев в планы своих действий среди кубанского духовенства, говорил о том, какими путями можно добиться смещения Иоанна с поста епископа, как захватить Екатеринодарский епископат[701].

Наконец он умолк. На трибуну поднялся Жуков.

— А теперь нам следует поговорить о своем отряде, который уже существует здесь, в плавнях, — сказал он. — Предлагаю избрать в штаб следующих лиц: отца протоиерея Гурия, полковника Татаринова и сотника Зубарева. Кто за это?

Все подняли руки. Воздержалась только купчиха Бражникова. Игумен Дорофей остановил на ней свинцово-серые глаза, спросил:

— А вы, Марфа Кузьминична, какого мнения о наших делах?