На заре

— Верно, не воевал я тогда. Из истории знаю. Я в духовной семинарии учился. Да со второго курса за перебег был отчислен.

— Какой перебег? — не понял Хвостиков.

Лука сунул в огонь сухую ветку, подсел поближе к генералу.

— Отец мой — протоиерей Вакулинский из села Решетиловки Полтавской губернии, определил меня в Переясловскую духовную семинарию. Доучился я там до класса риторики, а в тысяча девятьсот десятом году пошел в перебежчики под влиянием личных неудач…

— Какие же это «личные неудачи» заставили тебя уйти из семинарии? — поинтересовался Хвостиков.

Лука поморщился, вздохнул:

— Девичья лепота[717] погубила меня…

Баксанук и Дауд напоили лошадей и, сотворив в орешнике эртен-намаз[718], явились к генералу. Тот сказал им:

— Берите с собой лучших стрелков и отправляйтесь на охоту за оленями и зубрами: надо заготовить мясо для армии. В другом месте такая возможность нам вряд ли представится.

Это распоряжение пришлось братьям Крым-Шамхаловым по душе, и они тотчас начали собираться на охоту

Заря разгоралась все ярче.

Хвостиков, заложив руки под голову, задумчиво глядел на подрумяненные облака, медленно плывущие по небу, и ему казалось, что и он сам, подобно этим облакам, плывет по воле ветра неведомо куда. Вспомнилось прошлое — полное неудач. И особенно горько и муторно было от мысли, что последняя надежда — золото — таяла, как призрачный дым. О Бабуле Кочкарове все еще не было ни слуху ни духу.

На уступе отвесной скалы появился улар и, заметив множество людей на полянах, звонко, переливчато прокричал, стремительно взвился в воздух. Хвостиков проводил его взглядом и пробормотал с тоскою:

Ни кола ни двора,
Зипун весь пожиток,
Эх, живи, не тужи:
Умрешь — не убыток![719]

Это пришедшее на ум четверостишие вдруг нагнало на него чувство безысходности. Рванув ворот гимнастерки и стиснув зубы, подумал с отчаянием: «Неужели это конец? Неужели я действительно обречен и все потеряно? Куда податься? Кому нужен нищий генерал?»

Нина Гавриловна приготовила завтрак. Хвостиков ел неохотно. Каждый кусок застревал у него в горле. В стороне, у плоского камня, завтракали Лука и кучер.

В душе Хвостикова вскипала злость. Ему хотелось мстить за свои неудачи. Раз-другой взглянув на Луку, он неожиданно объявил ему:

— Вот что, протоиерейский сын. С сегодняшнего дня я назначаю тебя командиром карательного отряда.

Лука вначале не поверил своим ушам, затем обрадованно проговорил:

— Благодарю, Алексей Иванович, за доверие. Это большая честь для меня.

— Во! Я так и знал, что ты будешь доволен! — сказал Хвостиков. — У тебя отличная хватка.

Нина Гавриловна стряхнула с платка капли росы, одобрила:

— Выбор твой, Алеша, правилен. Только с детьми, Лука, не следует поступать столь жестоко, как с сыном комиссарши.

Лука перекрестился:

— Господь бог велел не щадить анчихристово семя. Истление[720] ваше, Нина Гавриловна, есть слабость души вашей. То, что содеяно во имя господне, не карается господом.

XXVII

Чоновский отряд с приданным ему 1-м Афипским полком вышел из Псебайской и на второй день, оставив позади Даховское ущелье[721], был уже в районе перевала Аспидного[722]. Впереди ехали Юдин и Шкрумов. За ними следовал Мечев. Виктор Левицкий и Вьюн рысили в голове полка. Лаврентий, ехавший рядом со знаменосцем, дивился суровой и дикой красоте скал, думал: «Ач, как скорежило сердешную землю! А сколько можно посеять хлеба на ней, ежели б распахать!»

За рекой Киш отряд остановился на поляне недалеко от перевала Аспидного. Юдин и Шкрумов поднялись на скалу, осмотрели ущелье, по которому струилась серебристая речушка. Ничего подозрительного не было. Слышался рев оленей. Приближалась ночь.

Юдин решил дать отдых бойцам.

1-й Афипский полк расположился на опушке леса. Кавалеристы спешились, развязали походные мешки, принялись за еду.

Виктор Левицкий и Вьюн устроились на камнях, между которыми весело журчал родничок.

Внезапно из ореховых кустов донесся треск сухих ветвей. Вьюн схватил карабин, обернулся на шум.

— Там кто-то есть…

И вдруг из кустарника выскочила ланка. Прыгая через расщелины и камни, она влетела в толпу кавалеристов, замерла. Большие черные глаза ее были испуганы, длинный красный язык вывалился, бока ходили ходуном. Следом за ней из зарослей выбежали три волка. Увидев людей, они рванулись назад, в кусты, а ланка продолжала стоять среди бойцов. Отдышавшись, она медленно ушла в горы.

— Разумная животина! — сказал кто-то из конников. — Людей не побоялась.

— Защиты у нас шукала, — шмыгнув носом, заметил с улыбкой Вьюн. — И до чего ж красивая!..

После ужина Юдин вызвал Виктора и поручил ему отправиться с эскадроном в разведку вниз по течению реки Аспидной.

Для головной группы Виктор отобрал лучших бойцов и вместе со Шкрумовым повел ее вдоль реки в сторону Умпыря. За этой группой двинулся и весь эскадрон.

Вскоре разведчики вышли к Уруштену, бушевавшему на порогах. На песчаной косе у левого берега Шкрумов обнаружил следы конских копыт и людских ног. Он подозвал Виктора, сказал: