На заре

— На горе Ахцу, — сообщил Шмель. — У Троического монастыря[737] оборону занимает.

Аншамаха, поднимая поочередно руки, продолжал сушить над огнем рубашку. Волосы свисали на лоб прядями. Шмель свернул цигарку, подал ему:

— Закуривайте, дядя Тереша!

Аншамаха взял горящую чурку, прикурил. От табачного дыма на душе вроде стало легче. Шмель вынул из шапки иголку с ниткой, сказал:

— Дайте я зашью вашу рубашку.

Аншамаха подставил плечо. Шмель склонился над ним и, зашивая разорванные места, заметил:

— А на спине целый шмат выхватили песиголовцы.

Аншамаха взглянул на него, спросил:

— А ты, это самое… знаешь, что такое песиголовцы?

Шмель пожал плечами:

— От мамани чул слово такое.

— Песиголовцы — это получудовища, — пояснил Аншамаха. — Голова у них песья, с одним большим глазом на лбу, а туловище людское. Когда-то жили в Кавказских горах.

— И что они делали тут? — поинтересовался кто-то.

— Разбоем занимались, — ответил Аншамаха, — Сказ про них у горцев есть. Говорят, были те песиголовцы людоедами. Ну, вроде хвостиковцев.

— Это правда? — спросил Шмель с присущим ему любопытством и наивностью.

— Сказка это, понимаешь? — пояснил Аншамаха, помолчал минутку и заключил: — Хвостиковцы куда больше песиголовцев лютуют. Кровь людская рекою льется. Видел я, что они учинили за Красной Поляной. Такое вовек не прощается.

XXXII

Под нажимом вороновской кавбригиды и отряда Юдина белые спозаранку покинули Красную Поляну и двинулись на Адлер. У водопада «Девичьи слезы» наткнулись на заградительный огонь заставы Шмеля.

Пятеро храбрецов долго сдерживали неприятельские силы. Со скалы, где находились Шмель и его боевые друзья, далеко просматривалась дорога, тянувшаяся по правому высокому берегу Мзымты. Белым некуда было деваться в узком ущелье. Справа — горы, слева — река и горы. Оставалось одно: прорываться сквозь губительный огонь заставы. Группа белогвардейских всадников попыталась было наметом пойти вперед, но, попав под пули и потеряв несколько человек убитыми, вынуждена была вернуться.

Когда на заставе кончились патроны, Шмель начал отходить к горе Ахцу, где заняла боевые позиции бригада Демуса.

На реке Кепше стояла вторая застава Ропота. Чоновцы, поджидая врага, залегли за камнями и в расщелинах скал. Ропот сидел на каменном барьере невдалеке от туннеля, дымил цигаркой и неотрывно глядел на дорогу идущую из Красной Поляны. Над его головой тихо шелестела листва вековой липы, росшей у самого края обрыва. Внизу бурлила пенистая река. Место для засады было выбрано удачно, и все же Ропот опасался, что он не сможет долго продержаться здесь, если враг пойдет в обход. Правда, он никому не высказывал своих соображений, наоборот, подбадривал бойцов.

Из-за горы вынырнули два вражеских всадника. Ропот понял, что это разведчики, припал к липе, дал знак приготовиться к бою. Разведчики ехали медленно, сторожко оглядываясь по сторонам. Ропот выстрелил. Пуля сшибла переднего всадника, второй, развернувшись, скрылся за горой.

Вскоре показался головной конный отряд. Не доезжая до туннеля саженей двести, кавалеристы спешились и, завязав перестрелку, начали обходить заставу. Малочисленному отряду Ропота обороняться становилось все труднее. Пули градом стучали о камни, разили красных воинов. Кольцо вокруг заставы смыкалось. Ропот дал команду отходить к туннелю: другого пути не было.

Белые прекратили стрельбу. Вперед на вороном коне выехал Лука.

— Эй, вы! — закричал он. — Предлагаю сложить оружие. Сопротивление бесполезно.

Рядом с его головой в скалу ударила пуля. Лука поспешно рванулся за гору, а минуту спустя белые конники ринулись в атаку. В упор им грянул дружный залп. Всадники смешались и, оставив на дороге убитых и раненых, повернули обратно.

За первой атакой последовала вторая. Кавалеристы бешеным галопом неслись вперед. Новый залп нанес им значительный урон, но не остановил атакующих. Лошадиные морды с выпученными глазами и свирепые лица всадников стремительно надвигались на чоновцев. Прогремело еще два залпа. Огонь и на этот раз не остановил конников. Чоновцы дрогнули, сорвались с места

— Стойте! Вперед, за мной! — призывно закричал Ропот и ринулся навстречу врагу.

Началась отчаянная схватка пеших и конных.

На шоссе, под нависшей бурой скалой «Пронеси господи», со стороны Троического монастыря, показалась пулеметная тачанка. Не доехав до туннеля шагов полтораста, она развернулась. Из-за «максима» выглянула Аминет, процедила сквозь зубы с досадой:

— Джаур! Опоздала. Стрелять… больше своих перебьешь…

Кучер крепко натянул вожжи, сказал:

— Да, плохи дела. Надо мотать отседова, подмогу кликать.

— Давай скорее! — махнула рукой Аминет.

Кучер во весь опор погнал лошадей к кавбригаде Демуса.

А на узкой дороге, вьющейся под скалами у самого обрыва, все еще продолжался ожесточенный бой.

Ропот едва успевал отбиваться от хвостиковцев. Меткими выстрелами он сразил трех верховых и, увернувшись от сабли четвертого, прыгнул с двухсаженного обрыва на камни, скатился к реке. Тут на него навалились казаки, пробиравшиеся к туннелю понизу, прижали к земле, скрутили руки.