На заре

Бородуля пожевал губами:

— А ты, ежели боишься при себе то золото держать, мне его давай.

— Ой! — обрадованно всплеснула руками Василиса. — Век вам буду благодарна, Влас Пантелеймонович! Берите, бога ради, с дорогой душой отдам. Ослобоните меня от муки! — И заплакала.

— Тогда я вечерком забегу к тебе, — хрипловато промолвил Бородуля и приложил палец к губам: — Только ты никому про наш уговор ни слова. Чуешь?

II

Корягина распрощалась с Авсеньевой у дома попа Белугина, где поселилась после того, как хозяин его сбежал с белыми. В комнате она сняла с себя полушалок, открыла окно, выходившее на улицу. Тяжело было у нее на душе. Перед ее глазами все еще стояло изможденное, почти неузнаваемое лицо Ропота, и в памяти снова вставала страшная картина, когда Петра Владиславовича привезли с разрубленной головой…

Часто по ночам, когда одиночество было особенно мучительным, ей казалось, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится муж, скажет, как бывало: «Я сегодня задержался, Еленька. Дай мне чего-нибудь поесть». А однажды ей послышался за окном голос Петра Владиславовича: «Еля, открой». Она сбросила с себя одеяло и громко закричала: «Сейчас!» Но тут же поняла, что это ей почудилось, и в ту ночь уже не могла сомкнуть век до утра… Долго стояла Елена Михайловна у раскрытого окна, глядела невидящим взором на церковную площадь, а мыслями уносилась в прошлое, где остались муж, ребенок, все ее радости, надежды и мечты.

Кто-то окликнул ее с улицы. Очнувшись, она увидела за дощатым забором Жебрака.

— А я к вам в гости, Елена Михайловна, — сказал он, улыбаясь. — Можно?

Корягина растерялась от неожиданности.

— Да, да, заходите, Николай Николаевич, милости прошу, — ответила она запоздало.

Жебрак вошел в дом. Увидев на глазах Елены Михайловны слезы, он сокрушенно покачал головой:

— Ну зачем вы так убиваетесь? Ведь слезами горю не поможете. Была и у меня семья… Разве у вас одной горе?

— Две смерти сразу! — задохнувшись, еле слышно произнесла Елена Михайловна.

— Успокойтесь! — тихо промолвил Жебрак. — Имя Петра Владиславовича не умрет. С хвостиковскими бандами мы покончили, вышвырнули с Кубани. И Петр Владиславович принадлежит к числу тех славных героев, кто приблизил эту победу. Своей доблестью он заслужил бессмертие.

С улицы донесся голос:

— Хозяйка дома?

Елена Михайловна выглянула в окно, увидела Норкина и Левандовского.

— Добро пожаловать, товарищи, — оживилась Елена Михайловна. — Мне сегодня повезло на гостей.

— Бывают гости званые и незваные, — заметил Левандовский.

— Незваным не говорят «добро пожаловать», — ответил за хозяйку Жебрак. — Кстати сказать, у грузин есть по этому поводу отличная поговорка: «Гость от бога».

Все улыбнулись. Поздоровавшись с Корягиной, Левандовский указал на Норкина:

— Не знаю, что делать с вашим председателем ревкома. Отбрыкивается от своей должности. А вы, Елена Михайловна, как секретарь, видимо, не в достаточной мере разъясняли ему, что доверием народа не следует пренебрегать.

— Доверием я дорожу, — улыбнулся Норкин, — но какой из меня председатель? Неграмотный я, на документах вместо росписи ставлю отпечаток большого пальца

— Главное — в революционной сознательности, — подчеркнул Левандовский, — а учиться тоже надо. В станице есть ликбез, вот и посещайте его.

— Грамотой обязательно займусь, — ответил Норкин.

Хозяйка предложила гостям по рюмке домашнего вина.

— Это, пожалуй, можно, — согласился Жебрак. — За победу, за погибших…

Только подняли гости по первой рюмке — в дверях появился Доронин.

— О, Павел Федотович! — бросился навстречу ему Жебрак. — Здорово, дружище! Ну и нюх, брат, у тебя: сразу учуял, где вином пахнет.

— А как же, — отшутился Доронин. — При таких обстоятельствах не грех и выпить.

Левандовский поднял рюмку, наполненную душистым вином.

— Выпьем, дорогие товарищи, за победу и за тот чудесный сад, который Павел Федотович решил посадить в коммуне, — сказал он с напускной важностью.

Доронин удивился:

— Позвольте, откуда вам известно про наш сад?

— А нам, военным, все положено знать, — подмигнул Жебрак.

Доронин весело погрозил пальцем Норкину:

— Это ты, Василий Афиногенович, раззвонил, — Поставив пустую рюмку на стол, он мечтательно вздохнул: — Да, хочется, чтобы в коммуне было все: и красивые плодородные поля, и роскошный сад. Собираюсь к Мичурину[749], в Козлов[750], хочу познакомиться с его работами по выращиванию новых сортов плодовых деревьев.

— Вы слышите, товарищи, как веет миром от его речей! — воскликнул Жебрак.

— Это замечательно! — сказал Левандовский. — В коммуне и жизнь, и сад должны быть необыкновенными.

Гладко выбритое, с небольшими пшеничными усами лицо Доронина засияло улыбкой, серые, чуть сощуренные глаза заискрились.

— Да, Михаил Карлович, именно так, — подхватил он горячо.

Елена Михайловна смотрела на своих гостей и думала. «Замечательные, интересные люди!..» И на душе у нее стало значительно легче…

* * *

У двора ревкома вокруг Норкина толпились казаки, пришедшие к нему по разным делам. Пришла сюда и Левицкая.