Впереди на дороге показалась подвода. Виктор еще издали узнал Шкрумова. Подлетев к подводе, он придержал Ратника и вдруг рядом со Шкрумовым увидел свою мать.
— Дема, ты посмотри, с кем повстречались! — обрадованно крикнул он Вьюну.
Тот, в свою очередь, замахал рукой Лаврентию:
— Дядька Лавро, скорее сюда!
Лаврентий подъехал к подводе, удивленно округлил глаза:
— Гля, какая стория! Точь-в-точь моя жинка. Куда це ты едешь, Паша?
— Загонять вас домой, — ответила Мироновна и, еле сдерживая слезы, добавила: — До каких пор будете блукать по свету? В пустой хате одна — как в могиле.
— Ну, давай почеломкаемся[758]
, а потом уже будем лаяться[759], — прервал ее Лаврентий.Мироновна толкнула в бок Шкрумова:
— Останови коней, Иван Степанович: целоваться будем.
Шкрумов натянул вожжи, лошади стали. Мироновна поднялась на колени, наклонилась к мужу. Лаврентий вытер рукавом черкески пыль на губах, крепко прижал к груди жену, поцеловал ее.
— А теперь хоть и помирать, — сказал он.
Поцеловался с матерью и Виктор.
— Домой едете чи как? — спросила Мироновна.
— Нет, маманя, — ответил Виктор. — Беляков добивать.
Мироновна заплакала.
— Не плачь, стара, — ласково промолвил Лаврентий. — Скоро будем дома. А зараз строчные дела у нас. В Передовой свидимся.
Мироновна только теперь заметила на груди мужа Георгиевские кресты, пробормотала:
— Чи ты не сказился? Да разве ж можно теперь царские кресты чиплять?
— Нет, Пашенька, кресты эти не царские, — возразил Лаврентий и, покрутив усики, добавил: — Це награда за храбрость. Сам товарищ Орджоникидзе дозволил мне носить их.
— Ну, маманя, до скорой встречи! — крикнул Виктор и пустил Ратника вскачь.
Кавалеристы подстегнули коней и помчались за своим молодым командиром. Лаврентий то и дело оглядывался туда, где сквозь клубы пыли виднелась подвода.
«Эх, як неожиданно повидались, — думал он, до слез растроганный встречей с женой, — Сердешная… за тридевять земель поехала, чтобы свидеться с нами…»
Узкое дикое ущелье. Внизу — река Кува[760]
. На высокой горе, в третьем «окне», висящем на высоте в сто саженей, над бушующей рекой, засел со своей семьей и небольшим отрядом подхорунжий Волошко. Сюда, в пещеру, вела одна-единственная узкая тропа. За валунами, накаленными полуденным солнцем, сидели дозоры, следя за окрестностями, просматривавшимися даже невооруженным глазом на много верст. Тропинка шла в гору с востока по узкому проходу к огромной сталактитовой пещере с многочисленными боковыми отводами. Сухая, годная для жилья пещера была заселена летучими мышами, которых пришлось выкуривать дымом. Теперь же, как только стемнеет, они тысячной стаей кружатся над пещерой и оглашают горы тонким противным писком. Здесь же, в одном из пещерных отводов, был родничок с чистой, холодной водой.В «окне» сидел часовой с винтовкой в руках, курил цигарку и время от времени поглядывал на дорогу, тянувшуюся по левому берегу Кувы в Передовую. Вскоре после полудня на ней появилось с полсотни всадников, несшихся в намет со стороны Передовой. Часовой окликнул подчаска[761]
:— Беги к подхорунжему и доложи, что к нам скачет какой-то отряд.
Из пещеры вышел Волошко с сыном. Пригибаясь под утесом скалы, он выдвинулся вперед, и плотная его фигура в черной черкеске с костяными газырями словно приросла к камню, за которым сидел часовой. В темном зеве пещеры остановился князь Дудов. Обратясь к подхорунжему он тихо спросил:
— Ну что, Иван Иванович?
— Погодите, князь! — отмахнулся Волошко, — Еще ничего не известно. — Среди всадников он разглядел наконец человека со связанными руками, ехавшего на вороном коне, подумал: «Пожалуй, это наши. Видимо, какого-то большевика везут».
Конники поравнялись с «окном». Один из них, приложив ладони трубой ко рту, во всю мощь закричал:
— Ого-го!.. Есть кто наверху?
Гулкое эхо разнеслось по ущелью, замерло за горами. Часовой отозвался:
— Кого надо?
— Ивана Ивановича покличь! — донеслось снизу.
Волошко высунулся из-за камня, крикнул:
— Я Иван Иванович! Чего хотите?
— Пропустите к себе! Нас преследуют красные.
Волошко обернулся к сыну:
— А ну, Поплий, беги. Хай хлопцы пропустят гостей.
Поплий бросился к восточному склону горы и быстро пропал меж камнями на узкой тропинке.
V
Волошко оставил князя Дудова в «окне» с казаками, а сам поспешил в свои «апартаменты». Пройдя шагов сорок по темному ходу, он очутился в просторном, освещенном лампой гроте с выбеленными стенами. Пол был устлан медвежьими шкурами. Отверстия в смежные гроты завешены коврами. За столом, у лампы, сидела жена Волошко — Домна, в белой кофточке и черной кашемировой юбке.
— Зараз до меня казаки прибудут, видать, из Передовой, — сказал ей Волошко. — На всякий случай насчет угощения позаботься.
Домна ушла. Из-за ковра, висевшего на «двери» в соседнюю пещеру, вынырнул полковник Белов в распахнутой рубахе. Из-под синей донской фуражки на его круто изогнутую бровь падал русый чуб.
— Что случилось, господин подхорунжий? — спросил он.
— К нам прибыли казаки, — ответил Волошко. — Говорят, за ними красные гонятся. Того и гляди, тут, в Кувинском ущелье, будут.