— Да, — подтвердила игуменья. — Ее отец был богатым дворянином, участвовал в заговоре против Александра III и был осужден царским судом на пожизненную каторгу. Всему его роду — сыну и дочери — было запрещено жениться и выходить замуж. Вот она и осталась девицей.
— Выходит, ее выслали в эти места по приговору суда? — спросил Евсевий.
Игуменья утвердительно наклонила голову:
— Ей было разрешено купить здесь три тысячи шестьсот десятин пахотной земли, и она сперва обзавелась на этом месте усадьбой, потом выстроила этот монастырь и долго жила в нем, а в позапрошлом году уехала к матери в Ялту.
— Энергичная женщина, — заметил Евсевий.
— А верно, что она с вашим покойным батюшкой не в ладах жила? — поинтересовался Александр.
— Что верно, то верно — не ладила, — задумчиво промолвила игуменья. — Земля наша граничила с ее землей. Бывало, только лошадь или корова перешагнут межу — она и их угонит к себе. Ну, и отец начал то же самое. Она ему, бывало, кричит: «Я всю твою землю золотом засыплю!» А он ей в ответ: «А я твою овцами вытопчу!»
— Как мне помнится, у вашего батюшки было более четырех тысяч десятин пахотной да около двух тысяч выпасной земли, — смеясь, заметил Ратмиров. — Засыпать такой кусочек золотом — ой-ой-ой! А вот вытоптать земли Вербицкой он мог: ведь у него насчитывалось до пятидесяти тысяч тонкорунных овец мазаевской породы[788]
.— Где же сейчас ваши братья? — спросил Сосько.
— Алексей и Григорий — в Турции, а Сергей и младшая сестра Александра — в Болгарии.
— Сергея я хорошо знал, — сказал Александр. — Интересный был человек.
Игуменья грустно улыбнулась:
— Да, отличался причудами. Уж больно экстравагантный характер у него. Любил поиздеваться над своими рабочими. Отец, бывало, рассчитает рабочих, а Сергей со своими дружками настигнет их в лесу, отберет деньги и кутит потом целые недели.
— А вы не знаете, мать Рафаила, какова судьба Льва Акимовича Николенко, вашего соседа, что жил за Гулькевичами[789]
?— Лев Акимович со старшим сыном Александром переехал в Екатеринодар, — сообщила игуменья. — Александр вскоре умер от разрыва сердца. Лавр ушел в армию Буденного. А Иван и Павел бежали в Венгрию. Лев-то Акимович ведь слепой.
— Я слышал, что он собирался за границу, — уточнил Александр, — но успел лишь перевести золото в английский банк.
Дверь бесшумно приоткрылась, в приемную заглянула мать Иоанна, украдкой кивнула игуменье. Это означало, что в трапезной все готово.
Игуменья пригласила гостей откушать.
После обеда гости в сопровождении игуменьи, попа Сосько, надзирательницы и казначеи начали обход всей пустыни. В каждой келье монахини и послушницы встречали викария и трех пастырей низкими поклонами. Евсевий благословлял их, спрашивал о монастырском житье-бытье, шел дальше.
Во второй половине дня, когда осмотр закончился, Евсевий подробно посвятил игуменью, старших монахинь и священника Сосько в свои планы, познакомил их с посланием патриарха Тихона, рассказал о наметившемся расколе в православной церкви.
— Мы с вами, — с жаром говорил он, — должны вести активную борьбу против епископа Иоанна, который своими действиями вольно или невольно способствует упрочению Советской власти, добиться его смещения с поста. Кроме того, нам надлежит поднимать православных против большевиков, к чему нас призывает патриарх Тихон, насадить во всех кубанских церквах и монастырях своих пастырей, то есть тех, кто поддерживает патриарха Тихона. В скором времени я издам указ о воспрещении стричь волосы и бороды, введу анкеты и буду требовать от раскаявшихся, чтобы они подписали их, распространю свои церковные правила. А в декабре этого года, вероятно, соберем епархиальный совет и на нем решим вопрос о владыке Кубано-Черноморской области.
Следующим выступил Александр. Положив костлявые руки на круглый стол, застланный черной бархатной скатертью, он выпрямился, загудел густым басом:
— Кроме сказанного отцом Евсевием, довожу до вашего сведения, что наш штаб, находящийся в Черноморской Екатерине-Лебяжской Николаевской общежительной пустыни, уже приступил к работе. И мы всеми силами обязаны поддерживать его. Иоанн слишком долго засиделся в епископском кресле. На его место следует поставить всеми нами уважаемого викария Евсевия!
Евсевий слушал Александра с напускной скромностью, но в его карих глазах поблескивали искорки тщеславия.
Александр видел, что Евсевию нравилось выступление, и, ораторствуя дальше, он еще больше нападал на епископа Иоанна и безмерно восхвалял новоявленного владыку.
Мать Иоанна то и дело осеняла себя крестом, бормотала молитвы, а когда Александр умолк, спросила с опаской:
— Что же это наш епископ супротив патриарха пошел?
Александр криво усмехнулся:
— Старик выжил из ума. Чересчур одряхлел…
— Какой грех на душу принял под старость! — покачала головой мать Сергия.
— А вы пришлете нам послание патриарха? — обратилась игуменья к викарию.