— Все будет зависеть от обстановки, — ответил Хвостиков с небольшой заминкой. — Вернее, от того, как мы подготовимся к выводу отряда. Разумеется, желательно это сделать поскорее, чтобы не повторить ошибку есаула Живцова.
— Да, да, — оживленно подхватила игуменья. — Я так опасаюсь этого.
— Риск, конечно, неизбежен, — сказал генерал. Возможны и неудачи, но главное — верить в успех дела.
— Куда же наш отряд направится? — поинтересовалась игуменья.
— В Преградную[125]
, — ответил генерал и, забарабанив пальцами по подлокотнику кресла, вздохнул мечтатель но: — Ах, скорее бы сколотить армию и начать активные действия!Игуменья поправила на коленях черное платье и, всматриваясь большими карими глазами в лицо генерала, спросила:
— А как ваша супруга, Алексей Иванович?
— Я вынужден был оставить ее в Кисловодске, — сказал Хвостиков, — после боев с красными. Что с нею теперь, ничего не знаю.
— Какой ужас! — всплеснула руками игуменья. — Ее же расстреляют большевики!
Хвостиков резко встал, пожал плечами, заглянул в трюмо.
— Безусловно, могут и расстрелять, если она попадется им. Но около нее два ее брата и врач. Они затем и остались, чтобы уберечь ее от красных.
— На вашем месте, Алексей Иванович, я ни за что бы не оставила ее там.
— Я не мог поступить иначе, — угрюмо заявил Хвостиков. — Мы все время отходили под огнем, потеряли почти всех солдат. С горсточкой своих конвойных офицеров я кое-как вырвался из вражеского кольца. Скрывался в ауле Даутском[126]
у карачаевца Мамая Кочкарова. Потом перебрался в Сентийский женский монастырь, а теперь сижу в Кардоникской[127]. Как только соберусь с силами, я еще покажу большевикам, где раки зимуют!Игуменья уловила в голосе генерала нотки отчаяния, и это вселило в нее страх.
— Алексей Иванович, — спросила она после небольшой паузы, — вы уверены в победе над врагом?
— Безусловно, — с апломбом сказал Хвостиков. — Мы ведь не одни в борьбе с большевиками: нам помогают англичане и американцы. Их представители уже у меня, в штабе. Кстати, со мной приехал и полковник Полли. Ты знакома с ним. — Он взял плащ, папаху и плеть, поклонился: — Ну, Вера Аркадьевна, мне пора.
Игуменья проводила его на крыльцо.
Набабов и Полли уже давно ожидали Хвостикова в башенной приемной. На стене в бра горели свечи. У простенка — медный торшер, на нем тоже пламенела большая спермацетовая[128]
свеча, обвитая золотой лентой. Откинувших на спинку кресла, Набабов сидел у стола, на котором стоял чернильный прибор с изображением ангелов, трубящих в трубы, и медленно листал журнал с поименными списками казаков вверенного ему отряда. Полли на диване что-то записывал в блокнот.Вошел Андрей Матяш, за ним грузно ввалился отец Фотий, стряхнули с себя дождевые брызги, поздоровались с американским эмиссаром.
Наконец явился и Хвостиков, бросил плащ и папаху на вешалку. Набабов проворно встал, вскинул руку к черной кубанке, медленно поднялся и Андрей, отдал генералу честь.
Хвостиков остановился у стола, пригладил волосы и, играя плетью, сказал по-начальнически покровительственно:
— Господа! Разрешите поздравить вас с выполнением трудной задачи, которая была возложена мною на полковника Набабова. Отряд создан, у вас порядочное количество бойцов с полным вооружением, полученным из рук наших американских и английских друзей. Теперь перед нами стоит более ответственная задача: вывести отряд из монастыря и направить его в станицу Преградную, где произойдет объединение разрозненных отрядов в одну армию. Смею вас уверить, что в недалеком будущем на Кубани и во всей России мы с помощью наших союзников покончим с большевиками. Вся русская армия под командованием барона Врангеля оснащена первоклассной американской и английской военной техникой.
— Да, да, русская армия может рассчитывать на нашу помощь, — заявил Полли, и его гладко выбритое лицо с лимонным цветом кожи и рыжими усиками оживилось улыбкой.
Поднялся Андрей.
— Ваше превосходительство, — обратился он к генералу, — разрешите вопрос?
— Пожалуйста, — наклонил голову Хвостиков.
— Скажите, господин генерал, — нахмурился Андрей, — какой политики придерживается барон Врангель?
Хвостиков зажал в руках оба конца плети и, держа ее перед собой, резко бросил:
— Главное, он борется против большевиков, против совдепии!.. — Немного помолчав, он еще резче добавил: — Его лозунг: «С кем хочешь, но за Россию и против большевиков!..»
Андрей передернул плечами, застыл в суровом молчании. Его черные глаза зло бегали из стороны в сторону. Хвостиков не мог не заметить этого, гневно выдохнул:
— По всему видно, что вы человек ограниченною ума и далеки от политики. На первый раз я делаю вам замечание и предупреждаю, чтобы вы никогда не высказывались по этому вопросу: есть на то люди покомпетентнее вас, им и предоставлено право решать подобные вопросы.
— Дозвольте мне, ваше превосходительство, — попросил слова отец Фотий, тяжело приподнимаясь со стула.
— Говорите! — сердито бросил Хвостиков.