На заре

— Падать духом не будем! — подхватил Гусочка. Казак не должен нюни распускать, Федот Давидович. Треба быть таким, как Матяш. Слыхал, как он напал на Норкина в ветряке?

— Да что толку? — махнул рукой Молчун. — Шуму наделал, а попусту.

— Эге-ге, ваше благородие, — Гусочка потрепал его по плечу. — Как ето. Были б побрякунчики, будут и по-плясунчики![172] Пока мы одни, а там…

На южной, боковой паперти показался Лаврентий.

— Тише, братцы, — предупредил Молчун.

— Да, при нем осторожно, — сказал Бородуля.

Лаврентий сел рядом с ними, завел разговор о косовице[173].

IV

Поздно вечером вся семья Калиты вернулась из церкви домой. Денисовна зажгла лампу и сразу же, взглянув на старика, сурово сказала:

— А ты, мабуть, на радощах нализался. Як зюзя прителепался в церковь. На смех людям.[174]

— Не шуми, стара, — пробормотал Калита, направляясь в великую хату. — Никто не смеялся. Сват-то оказался — душа-человек! Как же с таким не выпить?

— Так знал бы меру! — бросила Денисовна.

— А как же! — Калита развел руками. — Без меры не пили. Чарками с хрусталя — вот такими, маленькими!

Слушая разговор родителей, Галина поспешно переоделась в домашнее платье, начала готовить вечерю[175]. Теперь ей совсем стало ясно, что отец после того, как побывал у Молчуна, окончательно был им куплен. Она уже собиралась громко расплакаться, но отец вдруг вернулся, заглянул ей в глаза и, легонько дотронувшись до ее плеча, счастливо улыбнулся:

— Доню[176]! Какая же ты дура! Тебе надо только радоваться! Такого жениха ни у одной девки в станице не будет. Понимаешь?

Галина, словно окаменев, глядела на него молча, теряла голову. Однако отец сел на табуретку и, сияя глазами, начал рассказывать, какое богатство видел у Молчуна.

Денисовна, вытаращившись на него, спросила:

— Так он что, показывал тебе хозяйство?

— А то как же! — ответил Калита. — Все до подноготной! Перво-наперво повел по комнатам, потом побывали на дворе, смотрели все.

— Ну и что же? — заинтересовалась Денисовна. — Как он живет?

— Умирать не надо, стара! — махнул рукой Калита. — Не дом, а чаша полная. Вот это хозяин! И все ж будет Галькино! Сын-то у них один.

* * *

В предутренней мгле кричали горластые петухи, будили спавшую станицу. Темные тучи дымились на западном склоне серого неба, ползли к разгоравшемуся востоку, светлели, походили на меловые горы и там, на восходе солнца, обрамлялись золотом.

В доме Молчуна готовились к отъезду за невестой. В обширном зале перед зеркалом стоял Григорий, поправлял черкеску с серебряными газырями[177]. Виктор, старший боярин, повесил ему через плечо парчовую тесьму, разровнял воротничок. Григорий, широко улыбаясь, бросал короткие взгляды на зеркало, любовался своим отражением. Вокруг него жужжали хлопцы, девчата, шутили, смеялись. Нарядная свашка, подтрунивая над младшими боярами, звонко хохотала.

Во дворе также полно гостей. У конюшни свадебный поезд дожидался жениха. В упряжке ржали, кусались, били копытами землю сытые кони, пестрели бумажными цветами и лентами.

На тачанках и линейках уселись приглашенные. Бородуля со своей семьей занял рессорные дрожки[178]. К нему подбежал Гусочка, занес ногу на подножку.

— Можно коло вас присуседиться, Игнат Власьевич? — спросил он поспешно.

— Нет, нет, Иван Герасимович, — остановил его Бородуля. — У меня человек приезжий. Ты пойди к Левицкому.

— Добре, — согласился Гусочка и запетлял между подводами.

На крыльце появился Григорий, а за ним родственники, дружки, подружие, бояре[179]. У многих казаков, разнаряженных в разноцветные черкески, блестели на груди позолоченные газыри. На поясах висели кинжалы. По всему двору раздавался шум, говор.

Сев в головную тачанку, жених с копытка[180] выехал со двора, и свадебный поезд помчался к невесте.

* * *

Чоновцы вместе с комсомольцами направлялись через церковную площадь на воскресник. Впереди колонны, над которой колыхалось красное знамя, шагали Корягин и Жебрак.

Богомольцы собрались у церкви и не без удивления смотрели на них, перешептывались друг с другом. Старухи и старики, укоризненно кивая головами, говорили:

— Безбожники, и сраму на них нет. Идут на работу в воскресный день.

Затем, чтобы отогнать от себя дьявола, крестились и поспешали на богомолье в церковь.

Жебрак и Корягин вошли во двор подъесаула[181] Груздева, отступившего вместе со всей семьей в Крым во время бегства Деникина. За ними последовали и чоновцы, женщины-активистки и комсомольцы. Корягин открыл дом и объявил, что они должны устроить здесь избу-читальню.

Комсомольцы, возглавляемые Клавой Белозеровой, рассыпались по широкому двору, принялись за работу. Выпалывали высокий бурьян, подметали сор, грузили его на подводы. Корягин и Жебрак с чоновцами-плотникамп приступили к починке обветшалого крыльца дома и разрушенного забора. Женщины белили комнаты.

Показался свадебный поезд Молчуна и, поднимая пыль столбом, понесся по церковной площади.