На заре

Рядом с Бородулей сидел в светло-серой черкеске, черной кубанке и лайковых сапогах его кум Копоть из Приморско-Ахтарской. Обветренное и смуглое, почти квадратное, его лицо с колючими усами, казалось, выражало какую-то внутреннюю неудовлетворенность. Кудрявые волосы вились колечками у низкого лба, пересеченного глубокими складками, свисали на висках и шее, как у цыгана.

Бородуля покачал головой и, указав на Корягина и Жебрака, шепнул:

— Видишь, Никита Гаврилович, до чего мы дожили?

Копоть не понял его, повел недоуменным взглядом по ревкомовцам. Бородуля рассказал ему о Груздеве.

— А теперь читальню в его доме делают.

Копоть безнадежно махнул рукой:

— У нас в станице такое же творится.

— А кто у вас за председателя? — поинтересовался Бородуля.

— Черноус. Там такой прижимистый. Все охотится за мной, да никак не поймает.

— А кто он? Казак?

— Кой черт! — злобно засверкал глазами Копоть. — Самый настоящий городовик.

— И у нас тоже, — подчеркнул Бородуля. — Ходил тут несколько лет со своим батьком по людям, а потом пристал к казачке.

— А у нашего и жена из гамселов[182].

— Да-а… — сокрушенно протянул Бородуля. — Умерла та курица, что несла нам золотые яйца.

Свадебный поезд обогнул северную окраину станицы, завернул на восточную и остановился у двора невесты.

Калита со своею старухой встретили жениха с хлебом, оставленным им во время сватовства, открыли ворота.

Со всех сторон набежали детишки, хлопцы и девчата, молодицы и женачи[183].

Жених и боярин слезли с тачанки, направились к хате.

В тесной комнате, в окружении дружек, Григорий увидел плачущую Галину в подвенечном белом платье и фате с восковыми цветами, лежавшими полувенком на голове. Оксана, старшая дружка, успокаивала ее. Тут же, склонясь на подоконник открытого окна, сидела Соня. У сундука и кровати плотной стеной стояли девушки, Украдкой поглядывали на жениха.

Соня бросила короткий взгляд на вошедшего Виктора, сердце ее дрогнуло. Она потупила глаза, подумала: «И видела его в лесу». Но тут перед нею встал монастырь, и лицо ее потемнело, сделалось печальным. Виктор также узнал Соню и, украдкой указав на нее, тихо спросил у Григория:

— Чья она?

— Сестра Гали, — ответил тот. — Слыхал, что не захотела выйти за Ваську Бородулю и потом бежала в монастырь?

Виктор удивленно поднял брови:

— А… слыхал.

Калита шагнул через порог, остановился перед молодыми, сказал:

— Благословляю вас, дети мои. Будьте счастливы, живите мирно, любите и почитайте друг друга, то и проче.

Денисовна взяла на угольнике приготовленную икону Марии богородицы, перекрестила ею Григория и Галину, просяще скривила лицо:

— У меня одна к вам просьба, детки мои: живите в мире, как бог велел.

Григорий чмокнул икону и уступил место невесте. Галина потянулась губами к богоматери, но вдруг повалилась в ноги отцу, запричитала:

— Ой, батенько, дорогой мой батенько! Та чим же я вас так прогневала? Та на шо ж вы отдаете меня чужим людям?

Девушки, стоявшие с нею рядом, в один голос завыли, обнялись друг с другом, и вся хата с низкими потолками наполнилась рыданиями. Григорий, казалось, тоже готов был зареветь, но только растерянно глядел то на Виктора, то на Оксану, призывал их глазами оказать невесте помощь, но те застыли перед нею и не знали, что им делать.

Виктор и Оксана наконец помогли Галине подняться с полу. Невеста еще сильнее заголосила. Мать с состраданием качала головой, и слезы текли по морщинистому ее лицу.

— Яков… — глухо простонала она, умоляюще глядя на старика.

— Веди ее, Витька, — строго приказал Калита.

Виктор медленно повел невесту к выходу. Григорий также взял ее под руку. Позади, обливаясь слезами, шла Соня, а за нею Оксана с дружками.

Виктор помог Галине подняться в тачанку, сел около нее с левой стороны, а Григорий — с правой. Тут же напротив поместились Соня и Оксана. Тачанка выехала со двора, а следом тронулся и весь поезд.

V

В церкви только что закончилась заутреня, и народ, увидев жениха и невесту, обступил их тесным кольцом.

Григорий и Галина с боярами и дружками поднялись на паперть. За ними повалила и вся толпа.

У первого аналоя, по сторонам которого стояли два канделябра с горящими свечами, жених остановился справа, а невеста слева.

Из алтаря вышел Валерьян в сияющей ризе и, взяв кольца у венчавшихся, спросил у жениха:

— По желанию ли вы берете невесту?

— Да, по желанию, — ответил Григорий.

— Другой невесте не обещались?

— Нет.

Священник обратился к невесте с теми же вопросами. Галина потупила глаза, наполненные слезами, молчала. Поп, не дожидаясь ее ответа, поспешил в алтарь, чтобы освятить кольца. Григорий, поддерживая Галину, прошел с нею ко второму аналою, накрытому мишурной скатертью.

Валерьян не заставил ждать себя, тотчас явился с золотыми венцами в руках, поставил на аналой и, произнеся молитву, трижды перекрестил их. Затем поднял венец над головой жениха. Старший боярин, стоявший позади Григория, взял венец платочком. Второй венец Валерьян поднял над невестой. Старшая дружка сделала то же самое, что и боярин.

Священник возвестил протяжным голосом: