— Знаете, Игорь Петрович, мы ни разу больше не виделись, никто и словом не обмолвился о его стихах. Один батюшка заметил: не заносись, книжек не печатай. Примут в Союз писателей — этого достаточно. А вообще у тебя другая стезя.
Действительно, меня приняли в Союз писателей через год и где-то в это время меня пригласили на любопытное собрание молодых талантов человек до тридцати. Перед ними выступили генералы от литературы, партийные функционеры, и завершал выступления сам заведующий отделом культуры ЦК Шауро. Мы, сказал он, собрали вас по крупицам со всей России. Здесь те, кому ее будущее не безразлично. Мы для вас сделаем все, ваша задача только писать правдиво, с болью в сердце о русских людях.
Надо сказать, состав присутствующих был однороден — русофильско настроенные молодые люди, прослеживались и христианские мотивы. Батюшка отругал меня за соблазн. Позже я мимоходом узнавал о судьбе участников того собрания. Они выезжали в зарубежные поездки, бывали в доме-музее Рериха, слушали церковные хоры и ложечников и стабильно публиковались. Ряды этой тридцатки заметно поредели, я не удивился, когда многие стали депутатами парламента и заняли видные посты в общественных и прочих организациях.
Мой двоюродный брат, как и я, попал в обойму перспективных литераторов, но он был военным, служил во флоте политработником. Он считал меня посвященным и рассказывал без утайки, как молодых офицеров собирали на всевозможные семинары, собрания, поездки, водили в храмы и музеи, связанные с прошлым России. Из этих лейтенантов батюшка не увидел полковников, однако уверенная рука, помогающая им двигаться по служебной лестнице, ощущалась.
— Не иначе Егор Кузьмич помогал, — предположил Судских.
— Что вы, Игорь Петрович! — возразил Толик. — Лигачев относился к самым догматическим аппаратчикам, был ограничен до самодовольства, на молодежь смотрел как на второсортицу, чванился. Не случайно с приходом к власти коммунистов-христиан ему места не досталось, зато я нашел в руководящих органах немало своих знакомых русофилов, а мой двоюродный брат к новому двухтысячному году получил генерал-полковника. Толку-то, Игорь Петрович? Их ох- ристианизированная мораль была скороспелой и сгнила быстро. Кстати, это мой двоюродный брат вводил войска в столицу.
— Это был ваш брат? — не поверил Судских.
— Да, Игорь Петрович. Родня наша многочисленна, и батюшка познакомил нас в середине семидесятых, когда он был курсантом военно-политического училища.
— А кто посягнул на вашу жизнь?
— Я считаю, вы лучше меня это знаете...
— Ошибаетесь, Толик, — спокойно ответил Судских, вины за ним не водилось. — УСИ планировало вывезти вас из Швейцарии, не более. Неужели вы не узнали этого здесь?
— Узнавал, — кивнул Толик. — Я запомнил лицо человека, которого дважды встретил у своего дома в Лозанне. Здесь я нашел его. Он ответил мне, что приказ о ликвидации отдавали вы лично. Мне обидно было это слышать, Игорь Петрович, но таковы государственные интересы, — учтиво ответил Толик.
— Клянусь, я никогда не отдавал подобных приказов! УСИ этим не занималось!
— Хочется верить вам, Игорь Петрович, и я верю вам. Здесь ложь исключена. Или молчание, или откровенность. Забудем...
— Нет, не забудем, — твердо возразил Судских. — Я обязан знать правду. Как найти того человека?
— Все насильники-убийцы собраны в правой галерее нижнего третьего яруса. Я боюсь туда ходить.
— Тишка, — позвал Судских, и тотчас появился ангел. — Надо найти убийцу этого человека'.
— Зачем искать? Вот он...
Судских захлопал глазами в недоумении:
— Миша Зверев? Глазам не верю!
— Я, Игорь Петрович, — пристыженно отвечал он, переминаясь с ноги на ногу.
— Миша, ты всегда был честен и знаешь, что я не отдавал приказ убивать этого человека.
— Игорь Петрович, вы должны помнить, что я заранее выехал по вашему распоряжению в Лозанну, где встретился с группой прикрытия. Старший, подполковник Сумароков, сообщил мне, что по вашему распоряжению этот человек должен быть немедленно ликвидирован.
— Не понимаю, — пожал плечами Судских. — Сумароков никогда не числился в УСИ. Я даже незнаком с ним.
— Не числился, — подтвердил Зверев. — Он входил в спецгруппу Воливача.
— Еще веселее! — вовсе изумился Судских. — Он здесь?
— Нет, княже, — ответил Тишка. — Подумай, кто из сослуживцев знаком с Сумароковым и может оказаться здесь.
— Так-так, — перебирал в памяти имена Судских. — Спецгруппой командовал генерал-майор Лемтюгов. Нет ли его?
— Я знаю Лемтюгова, — вмешался Толик. — Борис Владимирович был жив и здоров до моей смерти, жил по соседству в Лозанне, но он никогда не служил в органах.
— Среднего роста, седой, нос горбинкой? Ключи на указательном пальце крутит? — уточнял Судских.
— Все сходится, Игорь Петрович, — подтвердил Толик.
Зверев кивнул и добавил:
— Он вышел в отставку накануне двухтысячного, а куда исчез, я не знаю.