Nabat_1

— Веселые дела, — что-то вычислял Судских. — Тогда попробуем Хаустова. Он точно погиб во время путча.

Хаустов не появился.

— Стало быть, — резюмировал Тишка, — в списках Все­вышнего пока не значится.

— Смотри, что делается, — удивлялся Судских. — Жи­вые числятся мертвыми, а мертвые живыми. Давай, Тишка, майора Вешкина, бывшего адъютанта Воливача. Этот точно погиб в автомобильной катастрофе.

Майор появился сразу.

— Как дела, Вешкин? — без обиняков спросил Судских. Этого хмурого майора он уважал за расторопность, молча­ливость, пытался сманить к себе.

— Наши дела, Игорь Петрович, как сажа бела, — он огля­делся. — А знакомых лиц-то сколько!

Толик охнул, прикрывая ладонью рот. Судских заметил:

— Вы знакомы?

— Николай Ильич, если не ошибаюсь? — спросил Толик, и Вешкин криво усмехнулся. — В начале девяностых я пере­давал ему спецгруз под роспись.

— Вешкин, рассказывай, — совсем запутавшись, Суд­ских махнул рукой.

— Рассказ недолог, Игорь Петрович. По линии органов вывоз спецгруза курировал лично Воливач. Для этого была создана спецгруппа. Я попал в нее в девяносто первом.

— А Сумароков, чем занимался он?

— И сейчас занимается тем же в Цюрихе и Лозанне, — опять угрюмо усмехнулся Вешкин. — Отлавливает таких вот банкирчиков-невозвращенцев и отнимает у н^х награблен­ное. Тем же занимается и Лемтюгов во Франции и Бельгии.

— Куда дальше поступают деньги?

— На закрытые счета партии.

— А почему приказ о ликвидации исходил от меня якобы?

— Прости, Игорь Петрович, так распорядился Воливач. А мертвым все едино.

— Я пока не мертвый, — зло ответил Судских. — Кто знает шифры счетов?

— Только Воливач. Никто больше, — ответил Вешкин.

— Вот так партия из одного члена! И никто не занимался этим в среде партийцев?

— А кто знал об этом? Вы вот только что о себе узнали, — с мягкой укоризной сказал Вешкин. — Вы бы лучше спроси­ли, почему я очутился здесь?

— Ответь, коль не шутишь.

— Аутодафе мне устроили из-за вас, Игорь Петрович, по личному распоряжению Воливача.

— Такого обвинения не заслуживаю, — грубо ответил Суд­ских.

— А в УСИ переманивали? Тут Воливач и посчитал, буд­то вы знаете о зарубежных счетах и под него копаете.

— Не виноват я, Вешкин, — устало ответил Судских. — Ты был мне симпатичен, хотелось работать с тобой.

— И вы мне, Игорь Петрович. Только воля наша огороже­на колючей проволокой. А деньги партии шли на дела пар­тии, никакая демократия Воливачу не нужна. Я Воливача хорошо изучил. Был он нутром партиец, им и остался. Про­сто ему старье не нужно, проще новый кафтан сшить. Консу­лом он стал, всех перехитрит, но станет императором, а империю создаст собственную, с колючей проволокой.

— Скажи, Вешкин, кто-нибудь еще знает шифры счетов?

—- Интересный вопрос, Игорь Петрович. Раньше шифр

складывался из двух половинок, которые по отдельности зна­ли двое партийцев. Операция по расшифровке могла проис­ходить только в присутствии доверенного Воливача Лемтюгова. Со временем Воливач ликвидировал обоих, и секрет шифра стали знать только он и Лемтюгов. У них на этот счет своя договоренность, и пока ни один подступиться к деньгам не может. Но Воливач на то и Воливач: увлечет всех и всех перехитрит. Они с Лемтюгозым — два сапога пара, вот последний и жив пока...

— Друзья мои, — вмешался Толик, — вы так утомитель­но и долго открываете секрет полишинеля, что я не выдер­жал. Я знаю все коды сейфов и все номера счетов.

— Это хорошо, — усмехнулся Вешкин. — Поэтому вы здесь.

На Толика было больно смотреть. Глубоко обиженный, он готов был заплакать.

— Я ничем не смогу помочь...

|Y

— He торопись, — утешил его Судских. — Я еще жив. Но ! почему ты молчал раньше, не трубил во все трубы? Ты же

знал, что делается в стране? Или ты не русский?

— Не мучайте, Игорь Петрович, — заплакал все же То­лик. — А вы разве не знали? Мы все знали!..

Закрыв лицо руками, он ушел во мгу. Его никто не оклик­нул. Заложники этой жизни никого не упрекали, а Судских только ненадолго задержался. Зачем это бесполым сущест­вам, зачем им волнения другой жизни, в которую нет возвра­та? Не пора ли и ему отмахнуться от всего?

Судских ощутил, будто неведомая сила уволакивает его вниз помимо воли. Он не мог опереться на невидимую твердь, которая раньше служила опорой, сейчас он соскальзывал вниз, и с каждой секундой спуска нарастала тревога, Вместе с ней пришел страх: сейчас он расслабится, поддастся, и тог­да исчезнет возможность вернуться в реальный мир, помочь ему в трудах и бедах.

«Не хочу», — отчетливо решил он.

— Не хочу! — отчетливо сказал Судских, и непонятное падение прекратилось. Он увидел людей, склоненных над ним. В одном он признал Михаила-архангела, из-за его пле­ча выглядывал Тишка. Лица других прятались в белом маре­ве, он видел только глаза. Еще он хотел спросить у них, что случилось, почему переполошились все, но сам уже очутил­ся среди белого марева, и Тишка-ангел тронул его за плечо:

— Очнись, княже...                                                              f