Над пропастью

С полчаса мы протолклись в аэропорту, получая багаж. Затем Маша повезла нас к себе домой, где уже был накрыт стол. После обеда женщины и дети отправились осматривать достопримечательности, я же встретился с Павлом, и мы почти три часа проговорили о его делах. Там же, в огромном офисе возглавляемой им финансово-промышленной корпорации меня разыскала... Лариса. Иван, кстати, предвидел, что она явится к брату, и просил его позаботиться о ней: «Мне тут не до нее было...»

Она поздоровалась (я молчал, сытый по горло ее сюрпризами) и протянула мне конверт:

– Твои деньги.

Я заглянул внутрь — и правда, доллары, цена на которые на черном рынке поднялась втрое (официальный курс к тому времени достиг верхней границы валютного коридора, и торги на ММВБ были отменены). Не знаю, что при этом испытывала она, но я взял обратно свои три тысячи долларов как три рубля.

– А как же Париж? — спросил я.

Она пренебрежительно махнула рукой:

– Все это детство!

Если вспомнить, сколько нервов она вымотала себе и мне, такой ответ не мог не обескуражить.

– А мечта выйти замуж за иностранца? — пытал я.

– У меня уже есть жених,— ответила она.

– Бизнесмен?

– Нет, летчик гражданской авиации.

– Летчики хорошо получают,— заметил я.

– Прибавь отдельную квартиру в Москве,— улыбнулась Лариса. — Можешь мне не верить, но я выхожу замуж по любви.

– Да нет, почему, я верю,— сказал я. — Просто не часто встретишь человека, который за месяц успел бы вытрясти деньги из первого попавшегося банкира, вернуть ему эти деньги в целости и сохранности, поменять прическу, место жительства, мировоззрение, найти богатых родственников, жениха-летчика и любовь в придачу. Разве что у маленьких детей еще такая же насыщенная жизнь. (Лариса чуть покраснела.) А впрочем, я рад за тебя! — добавил я без особой радости, и ее жениху я лично не завидовал.

От Ларисы я узнал, что Маша здесь с шестого числа (мы улетели пятого), что она рассталась с Иваном. Подробности я выяснил у самой Маши, воспользовавшись моментом, когда мы остались одни. Она призналась, что Иван спровоцировал ее на ссору. И когда она сгоряча пригрозила бросить все и уехать к родителям, он ответил: «Езжай, я отдохну от тебя». Ослепленная обидой, покидая кабинет, она все же заметила сочувствующие взгляды коллег, ожидавших в приемной начала планерки и все слышавших через неплотно прикрытую дверь. Случайно или нет, но скандал получился публичный.

– Теперь он, наверное, нашел уже себе другую, чтобы наш разрыв выглядел убедительно,— с горечью предположила она.

– В таком случае я для полной убедительности набью ему морду,— пообещал я.

– Тогда тебе придется сначала набить лицо самому себе,— невесело усмехнулась Маша. — Лариса мне все рассказала. Кстати, вот твои три тысячи долларов. — Маша вручила мне заранее приготовленный конверт.

Я был рад переменить тему и позволил себе немного повалять дурака, прежде чем вернул ей деньги.

Мы договорились, что я буду держать ее в курсе событий, так чтобы об этом никто не узнал. Влюбленным, как и больным, помогать — святое дело.

Вечером Маша проводила нас в аэропорт, и в полдень по местному времени мы были в Хабаровске.

Иван послал Игоря встретить нас, отвезти домой мою семью, а меня доставить на завод.

Алина напутствовала:

– Проси Морозова, чтобы перевел тебя на маленькую должность.

– И на маленькую зарплату?

– Тогда попроси у него кредит, создашь свою фирму...

«Что это даст? — думал я. — Больше денег? Вряд ли. Даже если я буду драть семь шкур со своих работников, я не скоро смогу зарабатывать столько, сколько зарабатываю сейчас. А я никогда не стану драть семь шкур. Меньше риска? Не уверен. Да и не даст он мне денег. Я бы на его месте не дал...»

Иван сидел в своем уютном кабинете, как узник в одиночной камере, и такой же мрачный. Я смотрел на него с изумлением и жалостью: он страшно осунулся, прямо-таки почернел лицом.

– Ты, случаем, не заболел? — спросил я с тревогой,— плохо выглядишь.

– Я здоров.

– Устал?

– Да, устал. Устал взывать к разуму дураков и к совести подлецов.

«Ругается — значит, все в порядке»,— подумал я и виновато спросил:

– Ты меня имеешь в виду?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно оценивая степень моей неразумности и бессовестности, после чего изрек:

– Тебя — в последнюю очередь.

– Угрозы были? — продолжал расспрашивать я.

– Всякое было. Но с началом кризиса все прекратилось. И это худшее, что могло случиться. Теперь как минимум на пару лет можно забыть о финансовой реформе; по крайней мере, о ней не стоит даже заикаться. На это время я, может быть, отойду от дел. — Иван взглянул на часы. — Через десять минут состоится расширенная планерка. Я собираюсь представить тебя в качестве нового директора. Ты отдохнул, теперь моя очередь.

– Не боишься доверить мне свое дело? Я ведь подвел тебя — бросил друга в трудную минуту,— повторил я сказанные в мой адрес и запавшие в душу слова.