– Не понимаю, о чем это ты? — промолвил Олег (либо он великолепно владел собой, либо не ощущал никакой опасности для себя со стороны Ивана, с которым проработал бок о бок не один год).
– Объясню. Когда я обнаружил в своем кабинете подслушивающее устройство, а это случилось вскоре после твоего прихода на завод, я сразу подумал о Вадиме Николаевиче и о тебе, потому что однажды ты уже посодействовал ему, вольно или невольно. Мои подозрения подтвердились. Я постарался извлечь максимум пользы из этого прискорбного факта. Поэтому тебе все сходило с рук. И потому я так спокойно беседую с тобой и спрашиваю у тебя: желаешь, чтобы я уволил тебя по статье или по собственному желанию?
– Ты не будешь затевать скандал,— сказал Олег, озабоченно нахмурив брови. — Вадим Николаевич — человек твоего брата.
– Точно так же, как ты — мой человек. Мною точно установлен заказчик, на которого вы работаете. В другое время ваши действия квалифицировались бы как измена родине. Ты можешь сказать, что ничего не знал об этом. Так вот знай, до чего ты докатился. Хотя не уверен, что тебя это проймет, потому что нет у тебя ни стыда, ни совести.
– Тебе хорошо рассуждать о совести,— враждебно отвечал Флягин, не поднимая глаз,— тебе все в жизни дается легко и даром. У тебя была двухкомнатная квартира, жена-красавица, перспектива рано или поздно стать завлабом вместо ушедшего на пенсию или на повышение Барчука — ты бросил и то, и другое, и третье. Взамен у тебя появился двухэтажный особняк, молодая любовница. Тебе посчастливилось сделать выдающееся открытие и найти спонсора в лице родного брата. Ты типичный баловень судьбы. В этом твое счастье, но в этом же и твое несчастье. Ты не знаешь цены вещам и не умеешь ими дорожить. Отличный бизнес ты принес в жертву утопической идее. Ты уже сейчас испытываешь проблемы с размещением капиталов, потому что, зная отношение власти к тебе, боишься связываться с контрольными или блокирующими пакетами акций приватизированных предприятий, иначе тут же выяснится, что предприятия эти были приватизированы с нарушением закона и, следовательно, твои права собственника также незаконны. Примеры имеются. А если завтра будет раскрыт секрет твоего изобретения, появится конкуренция, ты наверняка станешь банкротом. Дерябина от тебя ушла, потому что ей надоело твое донкихотство. Осыпанный милостями ближайший друг и соратник оказался умнее, чем ты думал, и смылся сразу, как только дело приняло серьезный оборот. И если ты не догадался припрятать пару-тройку миллионов на черный день, ты можешь скоро очутиться под забором, потому что даже твоя бывшая жена не пустит тебя на порог твоей бывшей квартиры.
– Ты забыл, что у меня еще есть брат, а у брата еще есть капиталец, и что я могу сделать еще не одно научное открытие. Но это так, к слову... Разговор сейчас не обо мне, дураке, а о тебе, умнике. Кстати, где ты хранишь свои тридцать сребреников? Не в общежитии, это точно. Говорят, тебя видели в одном из коммерческих банков. Если там — тогда плакали твои денежки. А был бы ты порядочным, не боялся разоблачения, держал бы честно заработанные деньги в моем банке — не только ничего не потерял бы, но и приумножил, а сейчас уже мог бы купить квартиру. Я уже не говорю о должностном росте. Уволить я тебя, конечно, уволю. Но наказывать не буду — ты сам себя наказал. Однако не надейся, что я забуду о тебе. Если замечу, что ты принялся за старое,— пеняй на себя!
Иван вызвал охранника.
– Этот человек у нас больше не работает. Проводите его и проследите, чтобы у него забрали пропускную карту. Я позвоню на проходную.
Должен признаться, я испытал жгучий стыд, просматривая видеозапись. И до этого напрасно старался утешить себя рассуждениями вроде: «Мало ли на свете несправедливости! Если во все встревать — долго не проживешь, во всяком случае, на свободе. Не живут отчаянные!» или «Трусость — это нормальное состояние души человека, у которого государство отобрало меч и шпагу и оставило лишь право жаловаться ему. А если при этом из родного оно еще превращается во враждебное...» Мой отъезд поставил меня в унизительное положение перед людьми, даже недостойными, как этот несчастный завистник и предатель. Капитан Кольцов как в воду глядел! Хотя официально я был в отпуске и потому мог прямо смотреть людям в глаза. Но себя-то не обманешь, остается еще моя совесть, как опять же верно заметил адъютант его превосходительства. Да и людей не обманешь... Вот так раз смалодушничаешь, а потом всю жизнь краснеешь!
6
Вечером, возвратясь домой и поставив жену перед свершившимся фактом, я решил лечь пораньше, так как чувствовал себя уставшим после ночи, проведенной в кресле самолета, в отличие от домочадцев, отоспавшихся днем. Только я задремал — раздался телефонный звонок. Я слышал, как Алина пыталась отстоять мое право на отдых, но в конце концов сдалась.
Звонил начальник нашей службы безопасности. То, что он сообщил, ошеломило меня.