Над пропастью

– Приятно слышать...

– Значит, ты знаком с ним?

– Я был один раз в его офисе, меня пригласили, чтобы я отремонтировал аппаратуру. И мне не понравилось то, как он обращается с людьми. Ты меня, конечно, извини, но, по-моему, он просто хам. И сволочь к тому же. Вижу, что ты уже порываешься защищать его. Я бы не стал ничего этого говорить, если б всерьез не беспокоился за твою судьбу и особенно за судьбу Андрея.

– Как раз Андрей от него в полном восторге. Ждет не дождется, когда дядя Вадим снова возьмет его с собой покататься. А потом будет взахлеб рассказывать мне. Вадиму некогда тосковать и философствовать — он занимается делом. Что с того, что он бывает резок? На то он и мужчина!

Морозов спрятал в карман свой гербарий и встал.

– Пойду. Да, вот еще. Если он узнает о нашей с тобой взаимосвязи, ничего страшного, конечно, не случится. Но боюсь, что у тебя могут возникнуть лишние проблемы. Он может попросить тебя оказать ему услугу, касающуюся меня лично. А я бы не хотел, чтобы ты это делала.

– Хорошо, я буду молчать. — Она проводила его до двери. — Спасибо за цветы!

4

В тот же день Морозов позвонил по номеру, указанному в записке. Борис Сергеевич, по всей видимости, уже был на пути в Москву, потому что трубку взял Вадим Николаевич. Но Ивану было все равно. Торопясь, не давая противнику вставить слово, он категорическим тоном потребовал, чтобы его оставили в покое. В противном случае пригрозил заявить на них в милицию, а на тот случай, если они не боятся милиции,— сообщить о творимых ими безобразиях в редакции газет — какая-нибудь да заинтересуется. Так что пусть хорошенько подумают, нужна ли им такая реклама.

Его и не пытались перебивать. Напротив, Вадим Николаевич выждал минуту и, убедившись, что он все сказал, ответил веско, с расстановками:

– Вам предложили работу. Вы отказываетесь. Я правильно понял?

– Отказываюсь,— машинально повторил Иван.

– Так и говорите! И нечего тут выдумывать всякую ... ! (В трубке возникла короткая пауза.) Живите, как жили, никто не собирается вас трогать.

Озадаченный таким неожиданным поворотом, Морозов пропустил мимо ушей очередную матерщину. Пожалуй, он бы удовлетворился услышанным, если б поверил, что это правда. А так еще неизвестно, что это — попытка усыпить его бдительность, или же они действительно решили оставить его в покое? Лучше всего убеждала нескрываемая усталость, с которой Вадим Николаевич произнес последнюю фразу.

Всю последующую неделю, а то и две Морозов соблюдал осторожность на каждом шагу. Получалось это само собой, будто он полжизни только и делал, что скрывался от преследования. Как зверь, выбираясь из логова, обнюхивает воздух и осматривает окружающее пространство: нет ли опасности? — так он, уходя из дома, из окна оглядывал улицу, особое внимание уделяя легковым автомобилям иностранного производства. Прежде чем открыть дверь — смотрел в глазок.

Флягин, когда он показал ему визитную карточку столичного бизнесмена, сказал, что он, то есть Иван, из-за своей чрезмерной подозрительности упустил отличный шанс сделать карьеру не где-нибудь, а в самой Москве. И другого такого шанса у него больше никогда не будет. Хотя даже Олега удивило, что такая важная «шишка» проделала путь через всю страну с единственной целью, чтобы встретиться с Иваном. Впрочем, рассудил Олег, вице-президент мог и солгать для пущей важности.

Глава вторая

1

В лаборатории у Морозова было одно из лучших мест у окна, большой двухтумбовый стол светлой полировки с толстой крышкой, мало того — он захватил еще и пустующий соседний. Когда на работе узнали, что от него ушла жена и он остался один в двухкомнатной квартире, пересесть за этот старенький однотумбовый стол у темного простенка захотели сразу несколько девушек из незамужних. Пока они решали, кому достанется это право, заведующий лабораторией Барчук привел новенькую и усадил ее на место рядом с Морозовым. Тому пришлось убраться на исходные рубежи. В другое время он бы сделал это весьма охотно, рассыпаясь в любезностях перед столь эффектной незнакомкой. Но после свидания с женой две недели назад он до сих пор находился в угнетенном состоянии и даже не пытался скрыть неудовольствия.

Весть о новенькой быстро разлетелась по институту, и в лабораторию началось паломничество. У смежников непрерывно возникали вопросы по теме, кто-то заходил просто поболтать, лично к Морозову обратились два раза за информацией о последнем футбольном матче и один раз — о шахматном. При этом кто украдкой, кто откровенно разглядывали новенькую: и было на что поглядеть. Женщины завидовали ее модному и явно не дешевому наряду, запоминали фасон и прочие им одним понятные тонкости; мужчины делали стойку, как спаниели, почуявшие дичь. Морозова раздражал ажиотаж вокруг новенькой. Впрочем, он мог позволить себе подобное хладнокровие: его право лицезреть ее было узаконено соседством, но он редко пользовался этим правом.