Наш маленький, маленький мир

На неокрепших еще крыльях пустилась она в полет. Кто посмеет упрекнуть девушку в том, что ей не пошли впрок лавочные расчеты и она очертя голову бросилась в любовь, не спрашивая у избранника ни о возрасте, ни о служебном положении, даже не поинтересовавшись днем свадьбы? Столкнулись два страстных, необузданных богемских характера, их любовь превратилась в череду скандалов, расставаний, примирений и упрямых выходок. Быть может, по вздорности, а скорее по страстности натуры бабушка увлеклась игрой в лото. Этот невинный азарт, сделав свое губительное дело, поставил последнюю точку.

Более всего страдали дети. Мальчишки с утра до ночи болтались по Жижковским улицам и пустырям, девочка сидела одна в пустой холодной квартире, латала прорехи и стряпала нехитрую еду.

Бабушка своих детей обожала: ни разу не подняла на них руку, не повысила голоса, выиграв, накупала конфет, колбасы, игрушек, но, когда проигрывала, снимала с них последнее пальтишко. Девочке доставалось больше всех, она никогда ничего не просила и никогда ничего не получала. Еду делили на три части, свою часть Лида прятала. На другой день снова делила ее на три части и снова прятала свою часть на худшие времена — так продолжалось до последней крошки. Мой отец, вспоминая свой мальчишеский неукротимый аппетит, до сих пор сожалел, что объедал сестру, но она все равно была неисправима.

В своей не материнской, а скорее обезьяньей любви бабушка не позволяла делать детям ни малейшего замечания: они могли ходить на голове, прогуливать уроки, не заглядывая в школу, безобразничать на поросших кустарником жижковских косогорах. Если являлся с жалобами учитель, она просто-напросто выпроваживала его, ведь ее дети были самыми лучшими в мире.

Мой папа закончил пятый класс с довольно-таки странными отметками, среди двоек и единиц блистала единственная пятерка по гимнастике. Папа никогда не прятал от меня этот позорный документ и объяснил, что он сильно помешал ему в жизни.

Конец учебе положил сам учитель: он, надо полагать, боялся своего ученика. Рослый парень, наделенный огромной физической силой, стал грозой для окружающих. Стоило кому-нибудь из подмастерий, как было принято в те времена, поднять руку для подзатыльника, как он уже лежал на земле. Как-то вспылив, отец швырнул тяжелый молот в мастера — к счастью, молот пролетел мимо.

Из школы его выкинули не только из-за того, что он гнул толстенные железные палки, словно проволоку. Его большие руки были на редкость умелыми: в первый же год обучения папа сумел выковать решетку для балкона, железные ворота и крохотный замок с ключиком.

Во время работы лицо его прояснялось, насупленные брови расходились, глаза голубели. Но упаси бог, дать ему приказание: он был совсем как норовистый конь, что прижимает уши и бьет задними копытами.

Дедушка понимал, что эту безалаберную жизнь необходимо изменить, навести в доме порядок, хотя бы ради детей. Время от времени он покупал новые одеяла, одежду или обувь, но бабушка вскоре все закладывала или продавала.

Дедушка разрешил вопрос истинно по-мужски. Он женился вторично и забрал к себе детей. Его новая жена была добрая, хозяйственная женщина и характер имела мирный. Но было уже поздно, и дети сбежали обратно к родной матери.

Мой папа шутил, что мачеха выгнала его из дому своими кулинарными подвигами: она подавала к обеду булку, заваренную горячим молоком и посыпанную сахаром с корицей.

Но дети уже не могли привыкнуть к какому бы то ни было порядку, каким бы то ни было правилам, свобода казалась им дороже всего на свете. Дома их ожидал сюрприз: мать, решив не отставать от бывшего супруга, тоже обзавелась вторым мужем. И ребята бегали из дома в дом, раньше они хоть держались все вместе, но теперь пришло время разлук. Рухнула последняя крепость. Дед поторопился выдать замуж подросшую дочку за немолодого, положительного человека, опасаясь, как бы необыкновенная красота не завела ее на плохую дорожку. У моего папы, к счастью, оказался артистический талант, и знакомый подмастерье затащил его в любительский кружок. Здесь собиралась социал-демократическая молодежь, и буйный парень расходовал свою неукротимую энергию на сцене, на учебе, на вечерах, на собраниях.

Хуже обстояли дела с двенадцатилетним Вендой: он льнул к матери больше, чем остальные дети, и не мог примириться с новым отцом. Он рассказывал, как решил убить отчима и тщательно готовился к этой акции.

С ножом в руке он засел в кустах у дороги и стал ждать. Пришел он загодя, ожидание показалось долгим и томительным, день медленно угасал, солнце тонуло в кровавом закате, тучи окрасились пурпуром.

По дороге шли люди, только отчим где-то задержался, нож становился все тяжелее и тяжелее в детском потном кулаке.

И тут откуда-то вдруг возник незнакомый человек, странно нереальный в призрачном вечернем свете.

— Ты что тут делаешь, паренек? — ласково спросил он.

Мальчишка расплакался, поведал незнакомцу все свей беды, и, прежде чем тот успел ответить, сам понял, что путь зла привел бы его к гибели.