Наш маленький, маленький мир

В деревне стоял красивый старый дом: низ каменный, верх, рубленный из бревен, уже обветшал. По всему фасаду шел деревянный балкон. Двор не был обнесен забором, его отделял от деревни ручеек, то пересыхающий, то полный дождевой водой, туда же вливалась через трубу вода из садка и вода, которую качали возле часовенки.

К дому под прямым углом были пристроены хлев и амбар. До сих пор у меня перед глазами стоят огромные ворота, на них вниз головой висит мертвый теленок.

Нас привлекло сюда жалобное мычание. Я сжимаю ручку коляски, Кая вцепился в мою руку, Богоушек стоит с широко открытым ртом, я слышу прерывистое дыхание Павлика. Из сарая выводят ревущую корову, хозяйка держит ее за рога, гладит, успокаивает, какой-то чужой человек, смазав руку салом, лезет в ее чрево, а мы с ужасом наблюдаем за страшной картиной появления на свет нового существа.

— Теленок слишком большой, — говорит человек, — зовите мясника.

— Нет! — кричит хозяйка. — Нет! Ни за что!

— Да ведь теленок мертвый, послушайтесь моего совета — зовите мясника!

— Нет! — отчаянно кричит женщина и обхватывает жалобно стонущую корову. Женщина поднимает ее поникшую голову, уговаривает, не дает обернуться назад, туда, где хлещет кровь.

— Ну что с тобой, Пеструха, что?

Прибегает соседка с ведром теплой воды, вторая тащит в переднике отруби, третья сует корове свежей травки, четвертая несет краюшку хлеба, посыпанную сахарным песком.

— Ешь, Пеструха, на, съешь, Христа ради, возьми хлебушка!

Корова мотает головой, в ее протяжном реве слышится смертельная тоска. Теленок уже висит на воротах, человек моет окровавленные руки и настойчиво повторяет, чтобы звали мясника.

У коровы подкашиваются передние ноги, хозяйка пытается ее удержать, поднять, соседки подбегают на помощь, но они в состоянии удержать лишь голову, животное тяжело заваливается на бок. Хозяйка бросается на колени, обнимает тяжелую коровью голову и все заклинает, заклинает:

— Пеструха, Христа ради, вставай, встань, встань, прошу тебя, Христа ради, встань, ради всех святых, встань, встань!

Корова в ответ лишь слабо, тоскливо мычит.

— Несите нож, мясник уже не поспеет! — приказывает чужой человек.

— Нет, нет! — сопротивляется хозяйка. — Она встанет, встанет, вот увидите, встанет.

И снова заклинает, заклинает свою Пеструху. Все отступают, она остается одна с коровой, пытается поднять ей голову, ноги, а потом уже лишь молит:

— Ради бога, встань! Христа ради, встань! Встань, Пеструха, встань!

Большая рогатая голова тяжело ударилась оземь, женщина упала рядом, она уже не сопротивлялась, лишь закрыла глаза, когда нож погрузился в шейную жилу.

— Кровь! Течет кровь! Течет! — кричат соседки, они готовы присягнуть, лишь бы несчастная получила пару сотен крон, но я вижу, что это ложь, животное уже околело.

Хозяйку поднимают, насилу отрывают от коровы. Женщина нетвердо держится на ногах, идет, словно слепая, вытянув вперед руки, дети громко кричат и хватаются за ее юбки.

Я стою, окаменев от ужаса! Я понимаю: случившееся хуже, чем смерть кого-нибудь из близких.

— Беда! — спокойно говорит тетка. — Теперь им конец! Пойдут по миру.

В ее устах это звучит нестрашно. Таков уж бег жизни: люди потеряли корову, крышу над головой, землю, кусок хлеба.

— А какой теленочек! Да только слишком велик оказался.

Значит, все горе в том, что теленок оказался слишком большим. Человек против этого бессилен, это судьба.

Кроме кошки, которую мы прозвали Хозяин Безушек, тетя держала еще семь кур. Время от времени тетя отправлялась на ток, брала цеп и обмолачивала для них сноп пшеницы. Когда зерно кончалось, она сбрасывала следующий сноп. Двери в амбар тетя оставляла открытыми, зерно проваливалось сквозь щели, куры клевали, не утруждая себя поисками червей. Неслись они редко и там, где заблагорассудится. Частенько во время игры в прятки мы наступали на оброненные яйца. Здесь, в амбаре, я избавилась от старой привычки пить сырые яйца. Я как-то проделала дырочку и мне в нос шибанула сладковатая вонь — в яйце протух зародыш, я отколупнула кусочек скорлупки и чуть не свалилась вниз.

Куры кудахтали, пытались высиживать яйца, тетя, схватив их за крылья, окунала в ставок; здесь тете угрожал соседский петух, и она ладонью заслоняла от него лицо.

Однажды хитрая курица, обманув хозяйку, исчезла надолго, а потом вдруг объявилась с целым выводком цыплят.

— О, Христовы муки! — вскричала тетя. — Ах ты дрянь несчастная! Ты меня еще попомнишь! Кто, по-твоему, будет за ними ухаживать?

— Мы вам поможем!

Так у нас появилось свое собственное хозяйство. Цыплят было семь штук. На следующий год мы выхаживали семерых кроликов, семерых гусей, семерых уток. Наверное, таково было тетино счастливое число. Весной она их покупала, летом мы их откармливали, а осенью съедали.