Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

Роль земного отца в повестях сведена к минимуму или вовсе опущена, как бы для того, чтобы особо подчеркнуть третий фактор зачатия, — ведь матерью героя оказывается девственница, изолированная от контактов с мужчинами, или женщина замужняя, но вплоть до вмешательства третьего фактора бесплодная. Противоречивый эпизод из саги «Сватовство к Этайн», по сути, представляет собой попытку увязать все три фактора: Этайн, женщина из Племени богини Дану, превращенная в муху, падает в чашу жены Этара, уладского героя; та проглатывает муху, и «так Этайн вновь была зачата во чреве». Однако сага парадоксальным образом добавляет, что возрожденная Этайн звалась дочерью Этара и была «зачата им»[702]. Есть и другие примеры, когда отцом ребенка, рожденного от проникновения сверхъестественной силы в лоно замужней женщины, считается ее муж. Так, например, Кухулин, хотя и был зачат богом Лугом, носил имя Сетанта, сын Суалтама, а Монган, хотя и был зачат Мананнаном, звался Монган, сын Фиахны Финна.

В ряде повестей сверхъестественная сущность в новорожденном персонифицируется как инкарнация или реинкарнация определенного божества. Реинкарнация лежит в основе повести о Даолгасе[703], а кроме того, мотив реинкарнации зачинателя, пожалуй, присутствует в рассказах о рождении Финна, Кормака Мак Арта и Фиахи Широкое Темя, чьим отцам предначертано было умереть сразу после того, как они зачнут сыновей. Когда Даолгас, сын Кайрила, лежал на смертном одре, дочь его наклонилась и поцеловала его. В этот миг изо рта ее отца вырвалась искра, которая попала ей в рот, и она забеременела. В положенный срок она произвела на свет мальчика с очень большой головой, который был наречен именем своего отца — Даолгас. Аналогичным образом Туан, единственный из племени Партолона, кого пощадил мор, последовательно превращался в оленя, кабана и орла, а затем в облике лосося был съеден женой короля Кайрела и возродился в ее чреве. Он был назван Туаном, сыном Кайрела, однако на самом деле это был все тот же Туан из племени Партолона, и в памяти его жила вся история Ирландии[704]. Вспомним также, что в «Похищении быка из Куальнге» два соперника-свинопаса тоже прошли через ряд сходных инкарнаций, пока наконец в виде червей не были проглочены коровами, родившими в положенный срок двух чудесных быков. В валлийской «Истории Талиесина»[705] рассказывается, как колдунья Керидуэн готовит в котле волшебное питье: она кипятит его ровно год, а по истечении этого срока на дне котла остаются лишь три капли, обладающие чудесной силой. Тот, кто их проглотит, немедленно узнает все тайны прошлого, настоящего и будущего. Колдунья предназначает чудесное питье для своего уродливого сына Морврана («крачка»), по прозвищу Авагду («тьма»). Но капли ненароком вылетают из котла и попадают на палец Гвиона Баха, мальчика, который помогал поддерживать огонь под котлом. Мальчик сунул палец в рот, мгновенно понял, какая опасность ему грозит, и пустился наутек. Керидуэн устремилась за ним в погоню. Спасаясь от нее, Гвион последовательно превращается в зайца, рыбу, птицу и пшеничное зерно. Колдунья же преследует его в облике, соответственно, гончей, выдры, сокола и курицы. В последнем обличье она проглатывает пшеничное зерно и спустя положенное время производит мальчика Гвиона Баха на свет в образе великого поэта-мудреца Талиесина.

Но если в ходе многочисленных реинкарнаций индивид, как правило, сохраняет свою личность с присущим ей мировосприятием и самосознанием, то ребенок Талиесин, отвечая стихами на вопрос короля, кто он и откуда пришел, явно осознает себя как некое вездесущее присутствие, которое было свидетелем всей истории мира и пребудет до конца. Волшебные капли ни много ни мало позволили ему осознать, что он был всегда. Эти стихи, как и некоторые другие того же плана, сохранившиеся в средневековой «Истории Талиесина», возвышают Талиесина до уровня, недоступного смертным людям.

Я был учителем всей мудрости христианства,
Я останусь на лике земли до Страшного суда,
И неведомо, чтó я есмь — человек или рыба.