Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

Собрания, сходные с торжественными ассамблеями, происходившими в крупных центрах Мита, устраивались и в столицах других областей и в ряде других, меньших центров Ирландии[466], и, судя по их известным датам, проводились они в священные дни. Народные обычаи, связанные с Самайном, Бельтаном и Лугназадом, являются, таким образом, упрощенными версиями ритуала, который обеспечивал благополучие обществу в целом и в давние времена требовал непременного присутствия королей, придворных и представителей всех других классов. Пренебрежение этими собраниями было чревато ужасными последствиями: «Тот из уладов, кто в канун праздника не придет в Эмайн Маху, теряет разум, и уже на следующий день быть ему погребенным в могиле, под курганом и могильной плитой»[467]. В одной средневековой рукописи сохранились стихи, описывающие такое собрание[468], а именно собрание в Кармуне, которое происходило в честь праздника Лугназад. Сопоставление со скудными свидетельствами об иных собраниях позволяет сделать вывод, что все они происходили примерно одинаково. Устраивая в день Лугназада большой пир, лейнстерцы верили, что обеспечивают себе богатый урожай и обилие молока и будут избавлены от вторжений, что суд будет праведным, в домах воцарится благоденствие, земля подарит богатые плоды, а в реках, озерах и заливах не переведется рыба.

Если пренебречь этим пиром,
Придут недуги, слабость и ранняя седина,
Король лишится радости и силы,
Гостеприимства и искренности.

Подобно древним грекам, которые заключали перемирие на время Олимпийских и иных игр, ирландцы также прекращали междоусобные войны на время своих ежегодных празднеств. Неслучайно Самайн назывался «днем мира между людьми Ирландии, когда ни один человек не должен испытывать к другому ненависти или вражды»[469]. Аналогичным образом на время Лугназада в Кармуне были запрещены распри, похищения, разводы, требования уплаты долга и т. д., а нарушения запрета сурово карались.

Тот, кто преступит закон королей,
Как предписано на века,
Не будет процветать в своем племени,
Но умрет за смертный свой грех.

Праздник был возвращением к началу начал. И в первую очередь — воспоминанием и воссозданием мифологического события, которому данное место было обязано своей святостью. Это были поминки по покойной героине, связанной с данным местом, и скачки и разного рода иные состязания представляли собой поминальные игры.

Туда пришли, чтоб восславить ее красоту
И впервые оплакать ее, —
Племя богини пришло в светлую долину к востоку,
И было то первое собрание в Кармуне.

Поэт старается воскресить память о сотнях собраний, происходивших после первого посвящения, и следующие три четверостишия подобно христианскому Benedicite (Благословляйте)[470] как бы призывают вселенную и все ее творения:

Небо, земля, солнце, луна и море,
Плоды земли и морских глубин,
Рты, уши, глаза и иные чувства,
Ноги, руки, языки воинов,

Кони, мечи, боевые колесницы,

Копья, щиты и лица мужей,
Роса, плоды, блеск на листах,
День и ночь, прилив и отлив —

Гости Банбы, свободные от долгой тоски,

Принесли все это [в залог],
Дабы прекращались споры и ссоры
В этот день, наступающий раз в три года.

Здесь, перед лицом короля, знати и простого народа все мифологическое и историческое прошлое нации оживало благодаря искусству шанахи (рассказчика)[471].