Вольтер начинает с общего вопроса: почему Франция в течение двух последних столетий неуклонно беднеет? И отвечает устами своего героя: мало людей занимается сельским хозяйством, плохо обрабатывается земля, развелось слишком много монахов и нищих, все бегут от тяжелого земледельческого труда… К этому надо прибавить колоссальный государственный долг Франции, а также огромные затраты на внешние войны…
На подобном фоне положение человека с сорока экю годового дохода, иначе говоря, рядового крестьянина, выглядит весьма плачевно. Он должен отдавать властям примерно половину того, что получает: помимо прямых налогов >— земельного, подушного, подоходного, дорожного, на него падает множество налогов косвенных — соляной, питейный, табачный и другие. Если к этому прибавить десятины в пользу духовенства и помещиков, то у «человека с сорока экю» останется не более четверти названной суммы, что не сулит ничего, кроме голодной смерти…
Поскольку «человек с сорока экю» не может уплатить податей, его бросают в тюрьму. Он выходит оттуда тощий, как скелет, едва волоча ноги от голода, и встречает жирного господина в карете, запряженной шестеркой лошадей. Присмотревшись к этому человеку, бедняк узнает в нем своего односельчанина. Но теперь тот получил богатое наследство и ренту в четыреста тысяч ливров. И что же? Став богачом, он не только ничего не платит государству, но государство платит ему за те деньги, которые он держит в государственных бумагах!
Таков жизненный фарс, являющийся, по существу, глубокой драмой.
Не кажется ли, что здесь Вольтер протягивает руку кюре из Этрепиньи?..
Как и следовало ожидать, эта брошюра снова было сожжена рукою палача.
Вольтера обвиняют во многих противоречиях.
И вот главное из них. Безбожник, сокрушающий «гадину», оказывается верующим.
Борец, сражающийся во имя народа, относится с большой подозрительностью к людям труда.
Широко известны его изречения:
«Если чернь начнет рассуждать, все погибло…»
«Как состоятельным удержать имущество в своих руках, если чернь потеряет веру в бога? Если бы бога не было, его следовало бы выдумать…»
«Идея бога необходима так же, как и законы: это узда».
Подобных сентенций у Вольтера отыщется не один десяток.
В чем же здесь дело? Ведь эти слова представляются совершенно несовместимыми со сказанным ранее!..
Но приглядимся внимательнее и увидим: они вполне совместимы. Противоречия, при всей своей разительности и объяснимы и даже закономерны.
Некоронованный король литературы сам был очень состоятельным человеком. Естественно, он опасался за судьбу своего богатства. Как и Монтескье; он не доверял неимущим. Он понимал, что если «чернь», все эти «люди с сорока экю» поднимутся, крупным собственникам несдобровать.
Но понимал он и другое. Ему, великому философу и проницательному мыслителю, ненавидящему гнет абсолютизма и феодализма, было ясно, что от этого гнета в первую очередь страдает простой народ, вся эта «чернь», без поддержки которой буржуазии никогда не добиться устранения старого порядка. И поэтому, как настоящий большой человек, он старался быть выше своих непосредственных материальных интересов. Характерно, что все приведенные здесь выражения о «черни» заимствованы из его частных писем; в сочинениях же его мы не встретим нигде ничего подобного. Здесь богач Вольтер всегда будет выступать от лица третьего сословия в целом, составлявшего 99 % населения Франции. Он знал, что впереди революция, знал и не скрывал этого. Вот что говорил он в,1764 году:
— Все происходящее вокруг меня бросает зерна революции, которая наступит неминуемо, хотя я сам едва ли буду ее свидетелем… Свет распространяется все больше и больше; вспышка произойдет при первом случае, и тогда поднимется страшная сумятица. Счастлив тот, кто молод: он еще увидит прекрасные дни…
Он предрекал, но и опасался. И поэтому, между прочим, тщетно искал своего «просвещенного монарха». И поэтому, проклиная религию, сам оставался деистом.
Но не так ли поступит в дальнейшем большинство буржуазных революционеров Франции?..
И не Робеспьер ли, великий вождь якобинцев, повторит с трибуны Конвента знаменитую фразу Вольтера: «Если бы бога не было, его следовало бы выдумать!..»
Наиболее замечательным в жизни Вольтера шестидесятых — семидесятых годов было, пожалуй, то, что он не оставался только на позициях литератора. Он не только объяснял, требовал, призывал. Этот хилый, больной старик развил кипучую деятельность, связанную с поездками, допросами, выступлениями и прочим беспокойством, столь противопоказанным его возрасту.
Именно теперь он производит серию поразительных расследований, которые дадут ему почетный диплом «адвоката справедливости». Надо думать, если бы покойный мэтр Аруэ мог видеть, как применял на практике свои юридические познания его строптивый сын, он многое бы ему простил.
Все началось в 1762 году с дела Каласа, не без оснований считавшегося процессом века.