Наследники господина Чамберса

Он беспокоит министров, надоедает канцлеру, умоляет о помощи фаворитку, словно забыв о прежнем разладе; он снаряжает за свой счет вдову казненного в Париж и инструктирует ее, как и с кем ей надо говорить.

Между тем свое слово он сдержал: вся Европа знает о деле Каласа, вся Франция читает анонимные брошюры, разоблачающие тулузских судей, а в Париже, перед зданием Парламента, уже слышатся грозные крики:

— Справедливости Каласу!

— Долой судей-злодеев!

Министр Шуазель, благосклонный к Вольтеру, решает вникнуть в дело. Он не может не согласиться с правотой «адвоката справедливости». 4 июня 1764 года королевский совет утверждает кассацию приговора Жану Каласу.

Ура! Победа! Он выиграл битву, что битву — целую войну!..

Еще не совсем. Борьба продолжается — тулузский парламент не желает признать свое поражение.

Но нет. Теперь, господа, у вас ничего не выйдет! Только отсрочка — месяц, два, ну пусть полгода!

Парламент тянул почти девять месяцев. Только в марте следующего года принят окончательный приговор: все обвиняемые реабилитированы, добрая слава Жана Каласа восстановлена.

Всё.

Нет, еще не всё. А кто же ответит за неправильный приговор? За мученическую смерть невинного?

Неугомонный старец снова бросается в бой. Он знает, что многого здесь не добиться, но, по крайней мере, главный палач должен быть смещен. Иначе каких еще дел он может натворить в будущем!

И Вольтер после напряженной борьбы добивается отставки Бодрижа.

Делу Каласа Вольтер отдал три года жизни. Делу Сирвена — целых восемь.

Случай был аналогичный.

Протестант Сирвен обвинялся в убийстве своей слабоумноной дочери. Ему и жене его грозила смертная казнь. Бежав в Швейцарию, Сирвем умолял Вольтера взяться за его тяжбу. И Вольтер взялся. И снова добился справедливости: невинные были спасены, честь же их полностью восстановлена.

Третьим делом, наиболее вопиющим, была печальная история кавалера Лабарра и его друга Эталонда; ею Вольтер занимался одновременно с процессом Сирвена.

Молодые люди Лабарр и Эталонд были обвинены властями города Абвиля в святотатстве: они якобы пели крамольные песни, сломали распятие (чего так никогда и не удалось доказать) и стояли с покрытыми головами, когда по улице проносили гипсовое изображение Христа.

Этого оказалось достаточно, чтобы отдать приказ о задержании «нечестивцев»; «гадина» решила расправиться с ними со всей строгостью.

Эталонд, вовремя предупрежденный, успел бежать. Но Лабарр, схваченный и подвергнутый страшным пыткам, был объявлен виновным и осужден. К той же казни был заочно приговорен и Эталонд.

Дело подлежало пересмотру в Парижском парламенте.

Но, поскольку оно состояло из шести тысяч страниц, включая опрос ста двадцати свидетелей, советники парламента сочли утомительным разбирать столь емкое дело и, не читая его, утвердили приговор большинством в два голоса.

Юный Лабарр был казнен точно отцеубийца или отравитель: ему вырвали язык, отсекли правую руку, а самого сожгли на костре.

Вольтер узнал о деле Лабарра слишком поздно — казнь уже совершилась. Но он нашел убежище для Эталонда, немедленно начал контрпроцесс и заклеймил позором неправедных судей.

Он писал Даламберу: «…Я стыжусь, что принадлежу к этой нации обезьян, так часто превращающихся в тигров… Нет, теперь не время шутить, остроумие неуместно на бойне. Неужели мы находимся на родине философии и искусства? Нет, это родина Варфоломеевской ночи. Мне совестно до такой степени быть чувствительным и запальчивым в мои годы. Я плачу о детях, у коих вырывают языки… Я больной старик, мне это простительно…»

Были и другие судебные процессы, в которых Вольтер сыграл роль «адвоката справедливости», но понадобилось бы слишком много бумаги, чтобы все их описать. Последним из них явилось дело генерала Лалли, казненного в 1766 году за государственную измену, хотя в действительности он был виновен только в военной неудаче. Вольтер и здесь добился победы. Честь Лалли была восстановлена, однако уже после смерти его защитника.

Не удивительно, что этой стороной своей деятельности Вольтер снискал себе неувядаемую славу. Думается, если бы даже он больше ничего не сделал за всю свою жизнь, это одно заслуживает прославления его в веках. Ибо, кто достоин нерукотворного памятника больше, чем человек, боровшийся за справедливость, за жизнь и честь своих сограждан, не жалевший своих сил, своих связей и средств ради спасения невинных?..