Наследники господина Чамберса

Это было все. Унижение оказалось напрасным. Примирение с «гадиной» так и не состоялось. Он умер 30 мая.

Своими последними словами Вольтер произнес приговор своему праху. Его и правда ждала судьба Адриенны Лекуврер: едва стало известно о смерти «нечестивца», архиепископ Парижский запретил его хоронить.

Гореть бы телу Вольтера в яме с негашеной известью, если бы не быстрота и сообразительность его друзей.

Племянник покойного, аббат Миньо, одел труп дяди и, посадив его в карету, словно живого, отвез за двести лье от Парижа в аббатство Сельер, в Шампани. Здесь после короткой панихиды прах предали погребению.

Едва успели засыпать гроб землей, пришел приказ епископа Труа: не хоронить Вольтера.

Но он был уже похоронен.

За самоуправство аббат Миньо лишился должности, но извлекать гроб из земли «святые отцы» все же не решились.

А в июне 1791 года, на третьем году революции, согласно декрету Учредительного собрания гроб торжественно перевезли в Париж для помещения в Пантеоне.

Но и это не все.

В годы реставрации Бурбонов, когда Пантеон превратили в церковь, прах Вольтера был вынесен оттуда; прошел слух, что тело выбросили на свалку.

Июльская революция 1830 года восстановила Пантеон* И только после этого гроб Вольтера был окончательно водворен на место.

Идейное наследие Вольтера испытало не меньше потрясений, чем его прах.

Не случайно философ возлагал такие надежды на «север-» ную Семирамиду» — русскую императрицу Екатерину II.

Она деятельно переписывалась со своим «любезным другом» и еще долго после его смерти прикидывалась ревностной «ученицей Вольтера». Через своего корреспондента Гримма она подписалась на сто экземпляров Полного собрания сочинений Вольтера, предпринятого Бомарше. Она купила у мадам Дени за 35 тысяч ливров библиотеку Вольтера — в настоящее время это замечательное собрание книг с собственноручными пометками философа является гордостью Публичной библиотеки в Ленинграде.

Подражая императрице, многие из ее придворных объявили себя «вольтерьянцами».

Однако едва в 1789 году во Франции началась революция, «северная Семирамида» приказала вынести из своих покоев бюсты Вольтера, а слово «вольтерьянец» надолго утвердилось в России в качестве синонима слов «богохульник» и «бунтовщик».

Что же касается родины Вольтера, то здесь Великая революция подняла его имя на небывалую высоту. Не только умеренные жирондисты, но и радикальные якобинцы считали Вольтера «своим», Робеспьер неоднократно цитировал его в своих речах, а постановки его трагедий превращались в революционные праздники.

И в других странах мира имя Вольтера с той поры всегда было символом антиклерикализма и освободительной борьбы.

5. ПЕВЕЦ ЕСТЕСТВЕННОГО РАВЕНСТВА

Посвяти жизнь правде… Ю в е нал — Р у с с о — Марат

Ни один из просветителей не сыграл такой роли в идейной подготовке революции, как Руссо.

Он не обладал эрудицией Монтескье и разносторонностью Вольтера.

Его призывы не отличались радикализмом Мелье.

И, однако, именно он стал вдохновителем и знаменем Великой революции; в особенности самого радикального ее периода — якобинской диктатуры.

Этот женевский гражданин, поборник мировой справедливости, этот певец естественного равенства, который вознес на необыкновенную высоту принципы и явился властителем дум целого поколения — поколения борцов и созидателей новой жизни, был очень разным на протяжении своего нелегкого пути.

Впервые он вступил на арену славы в тридцать восемь лет.

С тех пор идеи его претерпели серьезные изменения.

Любитель театра и сам драматург, он должен был осудить театральное искусство во имя своей теории.

Ближайший друг Дидро, один из зачинателей «Энциклопедии», так много потрудившийся для нее, он внезапно отошел в сторону, перестал сотрудничать с энциклопедистами и кончил тем, что сделался их жестоким врагом.

И все же роль Руссо в «Энциклопедии» исключительно велика.

Не говоря уже о роли его учения в общеисторическом плане.

И поэтому он не может не занять в нашем рассказе одного из ведущих мест.

Был воскресный мартовский вечер.

Группа молодых людей после свободного дня, приятно проведенного на лоне природы, возвращалась в Женеву. Все они служили в подмастерьях, все ненавидели своих хозяев и были бесконечно рады вырваться на волю. Весело болтая, приятели старались растянуть последние минуты отдыха, и — о ужас! — когда они подошли, наконец, к городу, оказалось, что стражники уже подняли мост и запирают ворота.

Это означало, что ночь им придется провести здесь, прямо в открытом поле.

Конечно, сам по себе случай не мог огорчить молодежь, напротив, он лишь продлевал им свободу.

Но, к сожалению, они знали и еще кое-что. Хозяева, убедившись, что к ночи «бездельники» не вернулись, на завтра «почесали» бы их спины палками… Такое уже случалось.

И юноши, с юмором обреченных, перекидываясь шутками, начали готовиться к ночлегу.

Только один из них отнесся к происшедшему чересчур серьезно. Молодой человек — его звали Жан Жаком, — рыдая, упал на скат городского вала и стал в отчаянии биться о землю.