Однажды Жан Жаку как будто улыбнулась удача: он устроился на службу секретарем к французскому посланнику в Венеции и отправился вместе с ним в Италию. Но и здесь все обернулось против него. Посланник, человек недалекий и завистливый, невзлюбил своего подчиненного, пытавшегося держаться независимо. Они рассорились, и Руссо снова очутился в Париже на чердаке.
Именно в это время он познакомился с Терезой Левассер.
В гостинице, где столовался Руссо, прислуживала девушка лет двадцати двух, исполнявшая обязанности прачки и судомойки. Молчаливая и нескладная, она постоянно служила объектом насмешек и злых проделок со стороны посетителей, которых поддерживала и хозяйка. Жан Жак, которому подобные выходки претили, не раз вступался за обиженную. Он подружился с Терезой, а потом и полюбил ее. Ему нравилась ее простота, скромность и невзыскательность.
Жан Жак прожил с Терезой всю жизнь и считал себя счастливым.
Он идеализировал свою избранницу. Тереза никогда не понимала, да и не проявляла желания понять его. Она была глупа, ничего не читала, едва могла написать два-три слова, и те с ошибками. Целый месяц Руссо учил ее узнавать время по часам, но так ничего и не добился. Она не помнила порядок следования месяцев и не умела сосчитать денег. Кроме того, Тереза затаивала зло, любила ссориться, часто обманывала. У нее, правда, было одно хорошее качество, от которого, однако, ее супругу пришлось страдать: любовь к своим родственникам, в первую очередь — к матери.
Мадам Левассер, прежде мелкая торговка, отличалась задиристостью, грубостью и жадностью. Эта старуха, имевшая огромное влияние на дочь, отравляла жизнь Руссо: она тянула из него деньги, лезла с непрошеными советами и вступала в сговор с его врагами. Жан Жак вскоре возненавидел ее, но продолжал стоически терпеть из-за Терезы. Мало того. Едва лишь материальные обстоятельства Руссо несколько поправились, мадам Левассер притащила из Орлеана свое многочисленное семейство, которое не замедлило сесть на его шею.
Руссо со всем мирился, все терпел и уверял, что «живет со своей Терезой так приятно, будто она лучший гений в мире».
Детей же своих он неизменно отдавал в приют.
В 1749 году в жизни Руссо произошло событие, которое — это можно сказать без преувеличений — определило всю его как прижизненную, так и посмертную судьбу.
Мы знаем, с чего началось.
В конце первой части этой повести было описано, как Руссо, навестивший своего друга в Венсеннском замке, пришел к мысли написать «Рассуждение» на тему, заданную Дижонской академией, и как Дидро одобрил его проект.
Полное название темы было: «Способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов?»
Руссо работал над этой темой с истинным вдохновением.
Он провел над трактатом много бессонных ночей, тщательно и по нескольку раз переделывая каждое предложение, остро оттачивая каждую мысль. Он излил здесь всю горечь, накипевшую в нем за много лет, негодование против сильных мира, аристократов и богачей, играющих в благотворительность, против всей этой пошлой, искусственной жизни с ее ложным блеском и мишурой, которую он ненавидел всем пламенем своего сердца.
«Я не нападаю на науку, — предупреждает Руссо в начале своего «Рассуждения». — Я отстаиваю только правду, только нравственную чистоту. Честность для людей порядочных дороже, нежели образованность для ученых. Так чего же мне страшиться?..»
Действительно» несмотря на кажущуюся парадоксальность этого труда — на первый взгляд можно подумать, что автор рекомендует сжечь все книги, прекратить воспитание детей и вернуться к «естественному» состоянию, — Руссо вовсе не отказывается от здравого смысла и не отрицает заслуг науки и искусства. Просто он подчеркивает, что в ее нынешнем виде цивилизация не сделала человека счастливым, а поверхностная образованность не облагородила души. Он нападает на снобистскую начитанность знати, порождающую «не только лень, но и роскошь», отрицает вычурное и фривольное дворянское искусство, «которое портит вкус, расслабляет, изнеживает характер, унижает нравственную высоту людей». Он клеймит богачей, маскирующих псевдофилософией свою подлинную волчью сущность; «под деревенской одеждой землепашца, а не под шитым золотом нарядом придворного», утверждает он, скрыты настоящая доблесть и сила духа, человечность и любовь к истине. Он разоблачает «хитроумные ухищрения света», сводящего все к внешней благопристойности и приличиям, за которыми исчезает подлинный человек, и люди превращаются в «стадо» лощеных, но лишенных совести и чести автоматов, не верящих даже друг другу. «Какая вереница пороков тянется за этим отсутствием доверия! — восклицает Руссо. — Нет больше ни искренней дружбы, ни настоящего уважения. Подозрения, страх, холодность, сдержанность, ненависть постоянно скрываются под коварным обличьем вежливости, под хваленой благовоспитанностью, которой мы обязаны просвещенности нашего века».