Наследники господина Чамберса

Однако здесь автор берет несравненно глубже; он словно видит перед собой «Завещание» Мелье и особенно четко развивает те его стороны, которые лишь чуть намечены в трактате кюре из Этрепиньи.

Рассматривая знаменитый «золотой век», он не считает, что «естественное» состояние человека было земным раем.

Напротив, Руссо показывает первобытного дикаря, обитавшего в пещерах или под открытым небом и окруженного постоянными опасностями, как существо умственно неразвитое, с животными инстинктами и желаниями. И все же, замечает Жан Жак, в то время люди были здоровее, свободнее и наивнее, непосредственнее и чище, чем в период цивилизации.

Развитие промышленности и торговли постепенно приводит к утрате этой первобытной чистоты. И главное зло здесь — установление частной собственности, этого источника всеобщих бедствий и неравенства.

«Первый, кто, огородив участок земли, заявил: «Это мое!» — и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тог, кто, выдернув колья, или засыпав ров, крикнул бы себе подобным: «Остерегитесь слушать этого обманщика! Вы погибли, если забудете, что плоды земли — для всех, а сама земля — ничья!»

Установление частной собственности вызвало зависть, честолюбие, мошенничество, воровство. Богач всегда пытался отстоять присвоенное сентенциями, вроде «это мое, потому что я построил эту стену» или «я заработал эту землю своим трудом». Однако Руссо считает, что все подобные утверждения не более, чем софизмы, ибо на них всегда можно ответить: «Но кто определил границы твоих владений? По какому праву ты требуешь награды за труд, которого никто тебе не поручал? Разве ты не знаешь, что тысячи других гибнут от голода и нужды: у них вовсе нет того, чего у тебя слишком много. Только весь род человеческий может дать тебе право пользоваться тем или другим, что свыше твоей необходимой доли в общих средствах существования».

«Рассуждение» заканчивалось следующими многозначительными словами: «…очевидно, противоречит естественному закону, каким бы образом мы его ни определяли, чтобы дитя повелевало старцем, глупец руководил человеком мудрым и чтобы горстка людей утопала в излишествах, когда голодная масса лишена необходимого».

«Рассуждение о неравенстве», как и первое сочинение Руссо, вызвало немедленные отклики, в большинстве своем, однако, недоброжелательные и злобные.

Руссо дал отповедь всем, пытавшимся очернить его.

Лишь одно письмо причинило ему боль, ибо исходило от человека, которого он глубоко уважал и даже когда-то называл учителем.

Вот что написал Вольтер, получив от Жан Жака экземпляр второго «Рассуждения»:

«Никто еще не потратил столько труда и усилий, чтобы сделать из нас зверей. Когда читаешь вашу книгу, хочется ползать на четвереньках. Но, к сожалению, я уже шестьдесят лет как разучился так ходить, и поэтому теперь мне трудно переучиваться. Я предоставляю сие удовольствие другим, более достойным этого, чем вы и я».

Сказано было зло. Очень зло. И, главное, несправедливо.

Вольтер не мог не понять сути «Рассуждения»; просто счел уместным показать, будто не понял…

В отличие от первой работы Руссо, новый трактат премирован не был. И это естественно: ни одна академия Франции, равно как и ни одно другое официальное учреждение того времени не могло открыто одобрить подобных мыслей,

Их мог одобрить только тот, кому они предназначались а кого брали под защиту: французский народ.

И он действительно одобрит их сорок лет спустя, в дни Великой революции, сбросив иго, о котором твердил Руссо. Он одобрит их словами Марата и Робеспьера, верных учеников Руссо, видевших цель своей деятельности в утверждении идей учителя.

После кратковременной доездки в Женеву с апреля 1756 года писатель поселился в Эрмитаже, маленьком домике в дачной местности неподалеку от столицы, любезно предложенном ему госпожой Эпине, одной из почитательниц его таланта. В Эрмитаже, в полном покое, окруженный природой, Руссо снова погрузился в работу; он писал «Жюли, или Новую Элоизу», свой единственный роман, который сам ценил необычайно высоко. «Кто не любит «Новую Элоизу», — говорил он, — может пользоваться моим уважением, но никогда не будет мне другом».

Роман Руссо, с его прочувствованными описаниями красот природы, описаниями, которых почти не знала предшествующая литература, действительно имел большой успех и жадно читался современниками. И все же главное не в этих картинах, точно так же, как и не в сентиментальной любви Жюли и Сен-Пре, составляющей осевую линию романа. Главное в «Новой Элоизе» — последовательное развитие ряда идей обоих «Рассуждений» Руссо: критика пороков светского общества, разоблачение бессмысленности и аморальности салонной жизни, призыв к естественности и простоте человеческих отношений.

Эти идеи романа Руссо особенно повлияли на многих читателей. Мода на «естественность», начавшаяся после прежних произведений великого женевца, теперь достигла кульминации.