Наследники господина Чамберса

Однако не надо думать, что философ с подобными принципами был недостаточно деятелен или хоть в чем-то находился в подчинении у сильных мира. Он делил людей на две категории: на тех, которые думают и мечтают, и тех, которые действуют и создают, причисляя себя с полным основанием ко вторым.

Что же касается подчинения…

В пожилые годы он признавался друзьям:

— Любовь к независимости доходила у меня до фанатизма…

Даламбер не преувеличивал.

В любых жизненных ситуациях он оставался самим собой: не выпрашивал пенсий у монархов, не гастролировал при европейских дворах, но жил своим внутренним миром, мало огорчаясь внешними невзгодами.

И даже «северную Семирамиду», которая ввела в обман стольких просветителей, он один сумел раскусить.

— Я полагаю, — пробурчал он как-то в ответ на неумеренные похвалы в адрес Екатерины II, — я полагаю, что философы не должны слишком хвалиться подобной ученицей…

Даламбер видел людей насквозь потому, что жизнь его не была усеяна розами.

…Год 1717.

Хмурое ноябрьское утро.

Сторож, обходя церковь Сен-Жан Лерон, услышал какойто странный звук. Выйдя на паперть, он различил прямо на ступеньках маленький сверток, мокнущий под дождем. Звук шел оттуда…

Новорожденный, неизвестно кем положенный на ступени церкви, оказался мальчиком. Его окрестили в честь святого покровителя храма Жаном Лероном. Прибавили еще одно имя: Батист.

Так начал свой многотрудный путь Жан Батист Лерон Даламбер.

Несчастный подкидыш… Он никогда бы не знал своих родителей, если бы не одно обстоятельство…

Кавалер Детуш мчался в столицу, загоняя лошадей.

Он взял отпуск у полкового командира по случаю рождения сына. Да, он знал, что у него будет сын, обязательно сын. И, по его расчетам, появиться мальчик должен был именно в эти дни.

Мадемуазель Тансен встретила возлюбленного холодно: она уже успела его забыть. Про нее говорили: у этой дамы каменное сердце; говорили те, кто испытал ее «чувства» на себе. Мадемуазель Тансен, представительница одного из знатнейших родов Франции, племянница кардинала Тансена, чуть ли не ставшего главой правительства, и двоюродная сестра будущего философа Мабли, отличалась крайним легкомыслием и не слишком долго сохраняла память об, очередном возлюбленном. Сегодня же ей и вовсе было не до пустых излияний: она писала новый роман, а вечером устраивала большой прием — ее салон славился в Париже.

Но кавалер был упрям. Он не претендовал на любовь бессердечной, он просто хотел знать, где его сын. Не отступая ни на шаг, Детуш в конце концов вытянул из уст жестокой матери правду о их ребенке.

И… разыскал его!

В Париже долго вспоминали, как бравый офицер бегал из дома в дом по адресам кормилиц, кутая в военную накидку своего несчастного отпрыска. А отпрыск был едва жив. Ни одна женщина не рисковала принять этого ребенка, такого крошечного, слабого, боясь, что он тут же испустит дух…

И все же будущему Даламберу повезло.

Отец пристроил его в честную трудовую семью. Матушка Жаклин, супруга стекольщика, взяв заморыша к себе, выходила, выкормила его и воспитала как порядочного человека.

Став взрослым, Даламбер, конечно, узнал, кто его маты Он никогда ни в чем не упрекнул мадемуазель Тансен.

Но подлинной матерью все же считал добрую матушку Жаклин. В семье стекольщика, вместе со своими назваными братьями и сестрами, он продолжал жить и лотом, когда стал всемирно знаменитым.

Юный Даламбер превосходно учился. И в пансионе, куда заботливый кавалер Детуш отдал мальчика в четыре года, и потом, в коллеже Мазарини, где один из профессоров аттестовал его как прирожденного математика.

— Математика была моей первой возлюбленной, — со вздохом говорил Даламбер. Со вздохом потому, что, прежде чем он окончательно сделал свой выбор, на долю его выпало много превратностей.

Отец вскоре умер, успев завещать сыну небольшую ренту. И тут вдруг появились родственники, которые до этого скрывались неизвестно где. И они, как люди житейски благоразумные, единодушно произнесли свой приговор:

— Он должен стать порядочным человеком!..

«Стать порядочным человеком» — значило стать священником, юристом или, на худой конец, врачом,

Молодому Даламберу пришлось повторить мытарства молодого Дидро. С той, правда, разницей, что от духовной карьеры он уклонился сразу — здесь переубедить его было невозможно. Зато в области двух других «порядочных» профессий дело обстояло по-иному. Дидро, как человек более резкий и прямолинейный, довольно быстро от них отделался, Даламбер же был вынужден отдать дань каждой из них.

Сдав экзамен на степень бакалавра, Даламбер был принят в Академию юридических наук, проучился там несколько лет и вышел со званием правоведа.

Потом поступил на медицинский факультет и с головой ушел в анатомию и физиологию человека.

Что же он, решил стать адвокатом и врачом? Й тем и другим сразу? Нет. Он не желал быть ни юристом, ни лекарем. Но именно потому, что не желал, предпочитал учиться одному и другому — только так, по его мнению, можно было отсрочить неприятный и окончательный разговор с не в меру заботливыми родственниками!..