Наследники господина Чамберса

Вместе с тем в процессе работы над своим трактатом он отойдет от Вольтера и Монтескье и сблизится с Дидро и Гольбахом — их воззрения наиболее полно отвечали мыслям, которые теперь должны были обрасти плотью.

Трактат «Об уме» Гельвеций писал семь лет.

С целью создать спокойную творческую обстановку, он ежегодно уезжал на восемь месяцев в свое поместье Воре, где вел затворническую жизнь. Никого не принимая и лишив себя обычных развлечений, он целыми днями обдумывал очередную мысль или фразу, записывал ее, двадцать раз переделывал, зачеркивал и снова писал.

Оставшиеся четыре месяца он проводил в столице и здесь, напротив, был все время на людях. Общаясь с единомышленниками, он ловил каждый случай, позволявший чем-то обогатить свой трактат. Даже в дни приемов в своем великолепном салоне Гельвеций обычно бросал гостей на попечение очаровательной и умной хозяйки, сам же уводил нужного человека в сторону и там мучил несчастного, вытягивая из него мнение, критику или совет…

И вот труд окончен.

С наивностью, достойной Руссо, не желая потерять в глазах читателей ничего из предполагаемой славы, Гельвеций подписывает трактат своим полным именем и сдает в типографию.

В 1758 году книга выходит в свет.

И почти тотчас же начинается скандал. Страшный, небывалый скандал.

Цензора, проморгавшего «крамолу», убирают с работы. Трактат осуждает Сорбонна, выдвинувшая против автора свыше ста обвинений. Назвав книгу Гельвеция «кодексом самых отвратительных и гнусных страстей», парламент приговаривает ее к сожжению, а заодно, использовав дружбу автора с энциклопедистами, наносит удар и по «Энциклопедии». Архиепископ парижский, а вслед за ним и папа Климент XIII предают книгу анафеме. Одновременно с этим книжный рынок наводняется потоком грязных памфлетов, где философа поносят последними словами и требуют против него суровых мер.

Суровых мер… Уж куда суровее!..

Вместо ожидаемой славы бедный автор получил сокрушительный удар! На первых порах он даже подумывает бежать за границу. По требованию властей письменно отрекается от «мятежной» книги. Еще раз. И еще.

Больше всего огорчает Гельвеция, что и многие друзья выступили также с критикой его труда. Кто же именно? Вольтер, Руссо, Даламбер, Тюрго — все деисты, все не желающие до конца порвать с бытием божьим… Если бы был жив Монтескье, вероятно, выступил бы и Монтескье.

Но проходит короткое время, и гонимый философ приободряется. Он видит, что не все его клянут. Нет, далеко не все. Выходят книги, брошюры, статьи, в которых, пусть робко и в завуалированной форме, авторы соглашаются с ним, стремятся его поддержать.

Нет, он не покинет родину.

И не оставит своего благородного поприща.

После кратковременных поездок в Англию и Пруссию, предпринятых с целью немного развеяться, Гельвеций вновь оседает в своем поместье. Он пишет новый трактат — «О человеке».

Гельвеций так же упорен и так же долго сидит над каждой строкой; только в 1769 году завершает он новый трактат.

Но, наученный горьким опытом, издавать его не торопится.

Здоровье Гельвеция подорвано. Он чувствует, что не протянет долго, хотя, в сущности, он совсем еще не стар — ему только что исполнилось 54 года.

И он не хочет, чтобы последние дни его были отмечены новым костром…

Он умер два года спустя после завершения новой книги. Трактат «О человеке» был издан посмертно, в 1773 году, и вызвал еще больше шума, чем первый труд Гельвеция.

В чем же причина того, что произведения бывшего генерального откупщика, на первый взгляд чисто отвлеченные, имели такие глубокие последствия?

Оба трактата Гельвеция — книги о человеке и человеческом обществе в их прошлом, настоящем и будущем.

От природы, утверждает философ, человек не глуп, не умен, не зол, не добр. «Естественному человеку» свойственны лишь любовь к удовольствиям и ненависть к своим страданиям — то, что в обиходе принято определять как «эгоизм». Все остальное — особенности ума, индивидуальность характера, нравственность — человек получает не от бога, как утверждает церковь, а от среды, в которой находится, от воспитания, которое дает ему общество. Точно так же общество направляет и эгоизм «естественного человека».

В социально здоровой среде, которая близка законам природы, например в «естественном» обществе далекого прошлого, себялюбие являлось основой добродетели: разумно понятый собственный интерес заставлял человека жертвовать мелкой личной выгодой во имя выгоды коллектива. В подобной среде критерий добра — общественное благо.