Наследники господина Чамберса

В среде же извращенной (читай: в современной Гельвецию феодально-абсолютистской Франции) правительство и привилегированные сословия своим поведением вызывают у окружающих лесть, угодничество, склонность к интриге, растущие в зависимости от положения на ступенях сословной лестницы, знатности, богатства. В подобных условиях эгоизм приводит к стяжательству, обману, нарушению всех этических и моральных норм при постоянном увеличении нужды и страданий обездоленного народа. Правитель и его чиновники, уродуя условия существования своих граждан, сами в результате пресмыкательства и рабского положения народа развращаются еще больше. Таким образом, создается порочный круг, из которого не видно выхода.

Но выход есть.

И выход радикальный.

— Всякий народ, стонущий под игом самовластья, может сбросить его, — утверждает Гельвеций. — Как бы ни звался угнетатель, народ всегда вправе вступить с ним в борьбу и уничтожить его!..

И тогда, ликвидировав шайку воров, находившуюся у власти, освобожденный народ сможет установить разумный общественный строй с соответствующими природе норм~ами, с «разумным эгоизмом», развивающимся по линии максимального сочетания частного с общим. Тогда не останется нажитых на народном горе чрезмерных богатств, но не будет и бедности, а девизом всего человечества станут слова: «Общественное благо — высший закон»…

Таков в общих чертах ход мысли Гельвеция.

Сделаем оговорку: сам философ предсказанных потрясений не слишком желал — лично его, как и подавляющее большинство просветителей, гораздо больше удовлетворил бы «мирный» путь общественного преобразования под эгидой все того же «просвещенного» монарха.

Но не желая потрясений, он их предсказал.

Предсказал и обосновал.

И тем подломил устои общества, державшегося на — сословных привилегиях.

Не менее тяжелые удары нанес он и религии.

Отвергнув бога, он не поскупился и на прямые обличения церкви, вроде следующего:

«…Фанатизм дает оружие в руки государей, он предписывает католикам убивать протестантов, он снова вводит изощренные пытки, он зажигает костры инквизиции и отправляет испанцев за далекие моря, чтобы воздвигнуть крест и нести ужас индейцам Америки. Куда бы ни обратили вы взор, на север или на юг, на восток или на запад, вы повсюду увидите священный меч религии, направленный против женщин, детей, стариков, и землю, обагренную кровью жертв, приносимых ложному божеству, землю, представляющую обширный и отвратительный могильный склеп, устроенный религиозной нетерпимостью…»

Разве могли феодальное общество и католическая церковь простить подобные выпады?..

Теория общества и государства Гельвеция во многом близка взглядам Руссо.

Но в одном они совершенно непримиримы.

В «Общественном договоре» великий женевец допускал существование бога, Гельвеций же начисто бога отверг.

Именно поэтому Руссо не мог не оказаться в числе тех, кто резко выступил против обоих трактатов Гельвеция. И поэтому же позднее не смог признать его руссоист Робеспьер, хотя многие положения книги «О человеке» были созвучны политической программе якобинцев.

Книга Гельвеция начала раскол в среде энциклопедистов.

«Система природы» Гольбаха, появившаяся одиннадцать лет спустя, усилила и углубила этот раскол, доведя его до разрыва.

На первый взгляд это может показаться странным. -

Кто был большим энциклопедистом, чем Гольбах, кто в большей мере стремился сплотить просветителей, создать условия для их дружной совместной работы?

Не его ли называли «метрдотелем энциклопедистов»?

И не только потому, что он терпеливо кормил и поил всю братию, не уставая помогать нуждающимся из числа своих коллег, но и потому, что он фактически заведовал духовной кухней «Энциклопедии», а его дом в Париже был ее подлинной «деловой конторой».

Если Дидро может быть назван генералом армии энциклопедистов, то Гольбах неизменно оставался начальником ее штаба и главным квартирмейстером.

Он говорил своему «молочному» брату Гельвецию:

— Вы умудрились поссориться со всеми, кому оказали услугу. Я же сумел сохранить всех своих друзей!

Это была правда.

И однако…

Впрочем, все по порядку.

Полное имя его по-французски звучало Поль Анри Тири, а по-немецки — Пауль Генрих Дитрих; Гольбах, как и Гельвеций, происходил из Германии.

Он родился в 1723 году в городе Гедельсгейме, в семье крупного коммерсанта, имевшего титул барона. Получив солидное образование сначала во Франции, потом в Нидерландах, в Лейденском университете, Гольбах к началу пятидесятых годов окончательно поселился в Париже, где и жил все дальнейшее время в собственном особняке.

Знакомство Гольбаха с Дидро, начавшееся в период организации «Энциклопедии», вскоре перешло в тесную дружбу, укрепившуюся вследствие общих идейных интересов и сходных философских взглядов.

Салон Гольбаха на улице Ройяль-Сен-Рош выделялся среди всех столичных салонов особенно сердечной атмосферой, которая там царила.

Каждые четверг и воскресенье большой особняк барона радушно открывался для званых и незваных; более двадцати человек здесь регулярно обедали и ужинали.

У дверей большого зала гостей встречал сам барон.