Наследники с Пайнэппл-стрит

Дарли подметила одну особенность людей с деньгами: они держались вместе. И не потому, что по натуре поверхностны, склонны к меркантильности или снобизму, хотя, разумеется, все перечисленное вполне могло иметь место, а потому, что, когда они собирались вместе, им было незачем беспокоиться о различиях в их жизни, связанных с деньгами. Они могли не тревожиться, приглашая друзей на выходные на Бермуды, могли не тревожиться о полетах в Монреаль, о прокате автомобилей, ресторанах с завышенными ценами, смокингах и галстуках-бабочках в клубе. Их друзья вполне могли все это себе позволить, могли заплатить за себя, не возникало никакой неловкости с предложением поделить расходы, одолжить смокинг или подождать до пятницы, пока не дадут зарплату. Вдобавок присутствовало подспудное убеждение, что, если намечается веселая поездка, вечеринка, еще что-нибудь, их друзья наверняка подключатся и при этом будут знать, как себя вести.

Другой причиной, упоминать о которой терпеть не могли, было скрытое беспокойство, что их используют. Используют из-за их загородных дач, хорошего спиртного, просторных квартир, вечеринок, стажировок, шкафов, их… да, их денег. В той или иной степени Дарли наблюдала такое явление постоянно: среди парней, которые покупали подружкам драгоценности и ноутбуки, оплачивали дорогой отдых, только чтобы дать им понять, что, по сути дела, покупают пропуск в отношения, среди тех, кто собирал толпы приспешников, покупая спиртное бутылками или оплачивая дома в Хэмптонс. Существовала разница между готовностью поделиться своей удачей и осознанием, что ею пользуются, и эта разница, будучи выявленной, порой могла разбить сердце. В некотором смысле было проще держаться рядом с теми, кто относился к тебе дружелюбно, но не нуждался в твоей карте «Америкэн Экспресс», чтобы развлекаться.

В старших классах Дарли была компания девчонок, с которыми она иногда обедала, если ее близкие подруги болели или уезжали на отдых. Эту компанию прозвали «рисовыми девочками», потому что, как все говорили со смехом, «они белые и липнут друг к другу». Компания самой Дарли была избавлена от таких насмешек благодаря китайским корням Элеоноры, но в глубине души Дарли понимала, что ведет себя так же – тусуется с богатыми девчонками, выросшими в почти одинаковой среде. У всех, с кем она общалась, богатыми были не только родители, но и деды, у всех имелись горничные и няни, все отдыхали в тропиках, отмечали дни рождения в ресторанах, держали в стенных шкафах полные наборы лыж и ракеток, а Элеонора – еще и комплект клюшек для гольфа стоимостью три тысячи долларов.

Поскольку Стоктоны принадлежали к потомственным богачам, они старались не привлекать внимания к своему презренному металлу. Они летали экономом во всех случаях, за исключением дальних расстояний, ездили на машинах до тех пор, пока лязг металла еще можно было терпеть, и никогда, ни при каких условиях не злоупотребляли ремонтом и декором интерьера. Но при внимательном рассмотрении их повседневные расходы заставляли прослезиться. Содержание дома из известняка на Пайнэппл-стрит, квартиры на Ориндж, загородного дома на Спайгласс, налоги на всю недвижимость, членские взносы в «Казино», «Никербокер-Клаб», клуб в Джупитер-Айленде, плата за обучение детей в школе на Генри-стрит (подготовительный и первый класс стоили по пятьдесят тысяч каждый) и зарплата Берты – все это суммировалось. Порой Дарли гадала, знает ли вообще ее отец, сколько у него утекает денег, или его секретарь приносит ему чеки, и отец подписывает их, не удосужившись оторваться от чертежей проектов.

Всякий раз, когда счета или затраты удивляли Дарли – расходы на завершение сделки, когда она покупала квартиру, оценка ущерба из клуба в Джупитер-Айленде, когда ураган разметал настил, – ее отец пожимал плечами и говорил: «Это погрешность округления». И был прав. В ходе единственной сделки он мог заработать или потерять больше, чем кто-либо из них сумел реально потратить за пять лет, в том числе когда они покупали недвижимость. За эту жизнь с огромными привилегиями и легкостью Дарли была благодарна. Но вместе с тем понимала, что именно из-за этого ей сложнее заводить друзей. Количество людей, которые понимали смысл ее мира, было ограниченным.