Наследники с Пайнэппл-стрит

Когда Поппи исполнился год, Дарли и Малкольм устроили в ее честь вечеринку в клубе «Казино». Для родителей Малкольма первый день рождения ребенка, по-корейски «толь», был гораздо более значительным событием, чем даже свадьба. Супруги Ким настояли на своем желании оплатить всю вечеринку, наняли банкетную службу и купили Поппи красивый традиционный корейский наряд – ханбок из красного шелка со светло-зелеными рукавами. Гостям подавали стейки и семгу, ребенка передавали из рук в руки, чтобы все могли подержать, а затем усадили на большое одеяло, расстеленное в середине комнаты, чтобы провести «тольджаби». Этот ритуал предназначался для определения основного свойства личности ребенка. Обычно для него перед ребенком раскладывали несколько предметов, в том числе нитки, карандаш или книгу и деньги, символизирующие соответственно долголетие, ум и богатство. Предмет, к которому в первую очередь потянется ребенок, должен был указывать его будущее. Шутки ради на одеяло положили теннисную ракетку, игрушечный самолетик, пробирку и калькулятор. Когда Поппи поползла к пробирке, отец Малкольма возликовал – еще один химик в семье! Восторженные вопли напугали Поппи, она разразилась слезами, Дарли поспешила взять ее на руки. При новой попытке провести тот же ритуал малышка только сидела на месте и жевала рукав. К ней подталкивали ракетку, водили самолетиком над ее головой, помахивали калькулятором, чтобы привлечь внимание, но девочка так ничем и не заинтересовалась. Наконец все сдались, переодели Поппи в нарядное платьице в вафельных сборках и дали ей торта. Дарли, которая в то время была на шестом месяце беременности и постоянно чувствовала себя голодной, съела сначала свою порцию торта, потом порцию дочери и надеялась только, что никому в голову не придет та же мысль, что и ей: «Поппи будет такой же бездельницей, как ее мать».

В то утро, когда Дарли увидела эсэмэску от Малкольма, она была еще слаба, возможно, бредила после приступа желудочного гриппа, поэтому первым ее порывом стало отрицание. Тут наверняка какая-то ошибка. Никому бы в голову не пришло уволить Малкольма. Она приняла душ, просушила волосы, почистила ванную и открыла окно, чтобы выветрился запах рвоты. Потом оделась в опрятное темно-синее платье на бретелях, пощипала себя за изжелта-бледные щеки и вышла в кухню, чтобы поблагодарить Сунджу за помощь. Сунджа приготовила ей сухой тост с чаем, подав его на красивой салфетке, рядом с крошечной вазочкой и единственным бутоном в ней. Хрустя и запивая, Дарли спокойно беседовала со свекровью о детях и квартире. Голова у нее шла кругом, но матери Малкольма она не сказала об этом ни слова. Прежде ей требовалось узнать, в чем дело, поговорить с мужем. Она дождется, когда Малкольм вернется домой, чтобы все обсудить с ним при встрече. Но фактом оставалось то, что в банковской сфере, как в джентльменском клубе, Малкольм был сыном азиатских эмигрантов, и Дарли, не зная, что именно произошло, не могла не думать о его друге Брайсе, чувствуя, как желудок сжимается в тугой узел.

Предыдущим летом, в теплую июльскую субботу, Дарли и Малкольм погрузили детей в машину и повезли в дорогой гольф-клуб в Гринвиче, Коннектикут. Полгода перед тем Малкольм мотался между Нью-Йорком и Лондоном и близко сдружился с еще одним руководителем отдела слияний и приобретений – американцем по имени Брайс Макдугал, жившим в Гринвиче. Брайс тоже был женат и имел детей того же возраста, поэтому в один из редких промежутков, когда оба оказались дома, они с Малкольмом решили познакомиться семьями.

Раньше Дарли не бывала в этом гольф-клубе и сразу же поразилась тому, какой зеленой и ухоженной выглядит его территория. В пригородной жизни явно имелись свои плюсы. Малкольм провел машину между каменных столбиков ворот и поехал вдоль аккуратных зеленых фервеев и раскинувшихся вдалеке пологих холмов, на которых кое-где белели гольф-кары. Они припарковались, Брайс встретил их перед столовой и провел к бассейну, где его белокурая жена присматривала за двумя детьми в одинаковых светло-розовых купальниках.