Наследники с Пайнэппл-стрит

Смеясь над рассказами Брайса, Дарли заказала второй бокал вина. Суббота получилась идеальной, в миллион раз удачнее, чем большинство встреч с коллегами ее мужа, и это обнадеживало Дарли. Возможно, им удастся чаще встречаться с семьей Брайса. Или даже подумать о переезде в Гринвич. Возможно, она была слишком зашоренной, считая Бруклин наилучшим домом для них, потому что он либеральнее и разнообразнее любых пригородов.

Они уже заканчивали обедать, когда взвизгнул микрофон и загорелый мужчина в бледно-желтой тенниске поднялся на эстраду.

– Добрый день, любители гольфа. Через несколько минут мы начинаем наше маленькое мероприятие.

– О, извините, ребята, – сокрушенно произнес Брайс. – Вся эта говорильня будет только раздражать. Пожалуй, мы могли бы закончить и еще немного посидеть у бассейна.

– Что происходит? – спросила Дарли.

– Да сегодня День чествования кедди, вот они и устроили церемонию награждения.

– День чествования кедди?

– Ага, в этот день всех кедди, то есть помощников игроков, приглашают на обед и вручают забавные призы.

– А-а. – До Дарли дошел смысл происходящего. Один за другим чернокожие мужчины, сидящие за каждым столиком, поднимались, чтобы получить призы, обменивались рукопожатиями с человеком в желтой тенниске и возвращались на свои места. Значит, они вовсе не члены клуба. Они здесь работают. А клуб предназначен для белых, как и те клубы, в которых состояла Дарли.

Когда Малкольм добрался до дома из аэропорта, время было уже почти обеденное. Он вошел в квартиру, бросил сумку с ноутбуком на кухонный стол и налил себе в стакан на три пальца джина «Танкерей», не проронив ни слова.

– Привет, дорогой. – Дарли подошла к нему сзади и обняла обеими руками за талию. Его классическая рубашка измялась, после двух проведенных в самолете ночей от него слегка пахло потом. Малкольм молчал, и Дарли уткнулась лицом в его спину, чувствуя, как он пьет и слегка вздрагивает при каждом глотке.

– Что произошло?

– Какой-то полный бред, вот что произошло, – тихо ответил Малкольм. Он поставил свой стакан в раковину и дал Дарли увести себя в гостиную.

Тридцать шесть часов назад Малкольм улетел в Рио, на итоговую презентацию перед советом директоров «Азул» – бразильской авиакомпании с головным офисом в пригороде Сан-Паулу. За презентацией должно было последовать подписание соглашения с «Америкэн Эйрлайнс», по которому банк Малкольма приобретал десять процентов «Азул» и таким образом мог упрочить свои позиции в Южной Америке. Прибыв в аэропорт Кеннеди и изучив информацию о рейсе, Малкольм только вздохнул. Лететь предстояло на Boeing 767-300ER, это старая модель с узкими раскладными креслами, без экранов на спинках и, что хуже всего, без вайфая. Досадно, что рейсам, которыми он за последний год летал десятки раз, доставались худшие самолеты. Он поздоровался с регистраторшей компании, которая спросила, как дела у Дарли и детей. Бортпроводница, работающая в салоне бизнес-класса, в знак приветствия легонько пожала ему плечо. В аэропорту Кеннеди Малкольм проводил столько времени, что привык относиться к стюардессам, сотрудникам зала ожидания и регистраторам как к своим коллегам.

Пока самолет выруливал на взлетную полосу 31L, Малкольм прислушивался к тому, как раскручиваются сдвоенные двигатели, и, несмотря ни на что, чувствовал, как сердце радостно забилось: полеты по-прежнему воодушевляли его. Он еще раз проверил почту, взглянул на заставку телефона – Дарли с детьми на Открытом чемпионате США по теннису – и отключил его на время полета. А когда десять часов спустя включил по приземлении, оказалось, что изменился весь его мир.

С первого дня Малкольм знал, что Чак Вандербеер окажется катастрофой, но никак не предполагал, что самозваная Рок-звезда авиационной группы «Дойче Банка» взорвется и сгорит, став роковой и для его, Малкольма, судьбы. Чак работал бок о бок с Малкольмом, Брайсом и их командой, утрясая сделки, готовя заявки на слияние международных авиакомпаний, был посвящен в финансовую информацию самого секретного и деликатного рода, касающуюся этих компаний и их будущего. И никто в профессиональных кругах не подозревал, что ночи Чак проводит, напиваясь в баре «Папийона» в Мидтауне и хвастаясь перед скучающими молодыми собеседницами сделками, которые ему удалось провернуть. К несчастью, одна из этих женщин, явно заинтересованная рассказами о банковских подвигах Рок-звезды, оказалась освещающим финансовую сферу репортером канала «Си-эн-би-си» и состряпала материал о вероятных инвестициях «Америкэн Эйрлайнс» в «Азул». Как только этот материал появился в кабельных новостях, «Азул» отказался от сделки и оставил «Дойче Банк» с носом.