Чем больше Саша старалась вписаться в семью Корда, тем чаще ей вспоминались эти лодки. В каждом обществе есть свои традиции, определенные установки, собственное внутреннее ощущение, как должно быть. Если ты вырос в снежном климате, ты твердо знаешь, что перед метелью надо поставить торчком дворники на ветровом стекле. Если на Лоуэр-роуд тебе пришлось откапывать свою машину и ты поставил стул на этом месте, чтобы отметить его, можешь не сомневаться, что найдешь его там, когда вернешься. Когда ведешь катер вверх по реке, следишь, чтобы красные буйки были у тебя справа, и смотришь, как бы посудины поменьше не попали к тебе в кильватер. В баре подставка под стакан, положенная на него сверху, означает, что место занято и хозяин стакана еще вернется допить его содержимое. Эти правила засели в Саше так глубоко, что она соблюдала их, даже не задумываясь, но рядом с Кордом вдруг обнаружила, что должна подчиняться совершенно иному своду светских условностей: расчищать линии разметки на грунтовых кортах после матча, ни в коем случае не надевать джинсу в клуб, нигде не появляться с влажными волосами, говорить «рада вас видеть» вместо «рада знакомству» даже тем людям, с которыми просто никак не могла пересекаться ранее.
Саше казалось, что она делает что-то не так, в девяноста процентах случаев, вместе с тем она чувствовала себя Молли Рингуолд из фильма восьмидесятых, а всех окружающих – богатенькими злодеями из частной школы. Мир Корда изобиловал девушками в жемчугах, все они носили серьги своих бабушек, крахмальные рубашки на пуговицах и мокасины, все были взаимозаменяемыми и бесполыми. У Саши часто возникало смутное подозрение, что под одеждой тело у них такое же гладкое и ровное, как у Барби. Мысленно она поклялась, что день, когда она накинет на плечи свитер с вывязанными «косами», станет последним днем ее жизни.
Когда Корд предложил ей после свадьбы переселиться в известняковый дом на Пайнэппл-стрит, Саша замялась. Да, дом был большой и красивый, но в нем она никогда не чувствовала себя уютно. Ей нравилась своя квартира – стеклянная коробочка в доме со швейцаром в Нижнем Бруклине. Окна в ней занимали всю стену, от пола до потолка, оттуда просматривался весь Манхэттен, раскинувшийся вдоль реки. Здание было новой постройки, стены сплошь белые, техника хромированная, и Саша обожала квартиру за ее модерновый минимализм. Она поддерживала в своем жилье идеальный порядок, убрала долой свои книги и изящные вазы, не стала даже вешать картины, давая глазам отдых после дневной работы с «Фотошопом» на компьютере.
Дом на Пайнэппл-стрит был каким угодно, только не минималистским: порой Саше казалось, что захламленность в нем вот-вот вызовет у нее эпилептический припадок, ошеломляя, как вспышки стробоскопа.
– А может, после свадьбы мы вместо этого дома поселимся у меня в квартире? – пыталась соблазнить она Корда.
– В твоей квартире всего одна спальня, а мы хотим детей. Мы перерастем ее за какой-нибудь год. Любому дураку понятно. Мои родители
Саша видела, как ему хочется поселиться в доме из известняка, видела, что он по-настоящему любит этот дом, так что, хоть ей было и жаль расставаться со своей стеклянной коробочкой высоко в небе, она согласилась.
И сразу же почувствовала напряженность в отношениях с Дарли и Джорджианой. Только не могла понять, на что они злятся: на то, что Чип и Тильда покинули этот дом, или на то, что она, чужачка, поселилась в нем, тем не менее явный холодок ощущался каждый раз, стоило разговору зайти о переезде. Поначалу Саша сочувствовала золовкам, но постепенно начала раздражаться. Да, Дарли и Джорджиана выросли в этом доме, но у каждой уже имелась собственная квартира. И вдобавок семье принадлежал загородный дом на Спайгласс-лейн. А теперь еще и двухэтажная квартира на Ориндж-стрит. Благодаря компании Чипа и Корда они владели половиной Нижнего Бруклина и Дамбо. Эта семья не знала, куда девать недвижимость, и еще смела что-то вякать, поселив ее, Сашу, в доме, похожем на мешанину дорогостоящих декораций к «Антикварам на выезде» и «Барахольщикам»? Да они просто заелись. Иначе не скажешь.