Наследники с Пайнэппл-стрит

Дарли даже не подозревала, насколько одиноко ей жилось. Множество ее подруг разрывались между работой и родительскими обязанностями, заполняя выходные футболом, переписываясь по электронной почте урывками, еле успевая справляться с накапливающимися делами. У Дарли были брат и сестра, ее родители, родители Малкольма и сам Малкольм, когда он не уезжал куда-нибудь, но у всех перечисленных случались ужины с клиентами и теннисные матчи, вечеринки на тему Венеции по поводу годовщин, выезды на гольф, миллионы занятий гораздо более увлекательных, чем часами смотреть, как дети кругами катаются на велосипедах по Сквибб-парку. Разумеется, и у Саши имелись дела поинтереснее. У Саши была работа, друзья по школе искусств, но она жила совсем рядом и вместо того, чтобы обедать в одиночестве за своим письменным столом, уставившись в компьютер, теперь предпочитала как-нибудь днем в среду заскочить к Дарли с салатом.

В теплые выходные Дарли и Малкольм грузили детей в «лэндровер», Корд и Саша втискивались туда же третьим рядом, и они все вместе ехали в дом на Спайгласс-лейн, где гоняли мячи по теннисному корту и жарили хот-доги. Там они задерживались допоздна, укладывали детей спать, а потом пили вино и играли в карты. Чип и Тильда обычно тоже бывали там, но всегда, прельстившись каким-нибудь званым ужином или мероприятием в их загородном клубе, приезжали ближе к полуночи, навеселе и в приподнятом настроении, и мать Дарли просила отца принести коньяк, чтобы наверстать упущенное и посплетничать. Почему-то на Тильду после таких вечеринок всегда нападала охота посплетничать – о мелких нью-йоркских знаменитостях, о членах комитетов различных частных школ, о том, куда именно злорадно отказывают в доступе голливудским актерам и актрисам, слетающимся на тенистые улицы Бруклин-Хайтс подобно попугаям – ярким, шумным и совершенно здесь неуместным.

Теперь, когда Дарли очутилась в одной команде с Сашей, она поняла, как неловко в их семье может быть чужаку, какой каверзной задачей может оказаться попытка вписаться в их маленький клан. Она узнала о том, как Саша и Малкольм перешучиваются, шепча понятное только им двоим НМС, когда чувствуют себя обойденными, и вместе с тем сообразила, что могла бы просто протянуть Саше руку и ввести ее в свой круг, причем сделать это давным-давно. Она напоминала Саше, что в дом на Спайгласс обязательно надо брать одежду для тенниса. Она передала ей подставку, когда заметила, что Саша собирается поставить стакан на кофейный столик матери. Она старательно изображала, как закрывает рот на застежку-молнию, когда Саша однажды упомянула в присутствии их отца реалити-шоу с недвижимостью.

Однажды, когда они всей семьей ужинали у «Чеккони» в Дамбо, овощной суп принесли в горшочке из хлеба. Саша оторвала кусок горшочка, чтобы съесть, и Дарли увидела, как ее мать уставилась на Сашу вытаращенными глазами.

– Ты ведь не собираешься есть горшочек? – изумленно спросила Тильда. Насколько знала Дарли, ее мать не ела хлеба с семидесятых годов прошлого века.

Саша замерла, с недонесенного до рта хлеба капал суп.

– Он супом пропитался, – запинаясь, выговорила она, и столик вдруг превратился в ужасающий стоп-кадр.

Дарли тоже заказала тот же суп и, прекрасно понимая, что лишь она способна все исправить, оторвала большой кусок своего хлебного горшочка.

– Но это же замечательно! – заявила она. И тут же, повернувшись с грацией балерины из Линкольн-центра, спросила: – Кто-нибудь из вас уже побывал в новом итальянском ресторане на Генри-стрит? Я слышала, еда там отвратительная, зато среди инвесторов – новый Джеймс Бонд.

И Дарли продолжала воодушевленно объедать свой хлебный горшочек, а Тильда, попавшись на приманку, принялась потчевать их рассказом о трудностях, с которыми жена Джеймса Бонда столкнулась во время ремонта их особняка из коричневого песчаника. Корд украдкой взглянул на старшую сестру, и уголок его губ дрогнул в предназначенной только ей благодарной улыбке.

10. Саша

Когда Саше было десять лет, она так сильно влюбилась в Гаррисона Форда, что иногда, лежа в постели, рыдала от горя, что им никогда не быть вместе. Она понимала, что это дикость. Он взрослый мужчина, знаменитый актер, а она – ребенок, только начинающий замечать, что на ногах у нее прорастают волоски, и все это сливалось в трагедию настолько сокрушительную, что она едва могла видеть его в фильмах, когда в комнате присутствовал кто-нибудь еще. Братья заметили ее явную увлеченность и с тех пор безжалостно дразнили. Спустя много лет, листая какой-то журнал в маникюрном салоне и увидев, что Гаррисон носит сережку, она опять ощутила неловкость оттого, что когда-то была помешана на этом старике.

Саша влюбилась в Корда еще до того, как он рассказал ей о своем детском увлечении, но его откровения, вероятно, поставили для нее точку. Однажды ночью они лежали в постели, слегка выпив, и она рассказала ему про Гаррисона.

– А с тобой в детстве бывало такое? – спросила она. – Такое же сильное и дурацкое увлечение?

– Ага, именно. Я был влюблен в Крошку Дебби, – признался он.