Наследники с Пайнэппл-стрит

Саша засмеялась. Родительская кладовка всегда была битком набита банками с маринадами и томатным соусом, поэтому матери наверняка было непросто втиснуться между нагруженными полками.

– А что такое?

– Твой отец никому не желает об этом говорить, но его мучает одышка. Он не расстается с этим своим ингалятором от астмы, но он уже не помогает.

– Боже мой, мама! Как он себя чувствует?

– Недавно вечером перепугал меня насмерть. Кашлял целый час, а потом никак отдышаться не мог.

– Так, когда это было? Почему ты мне не сообщила?

– Ну, понимаешь, не было причин тревожить тебя. Нас здесь и так мальчишки опекают, так что меньше всего нам нужно, чтобы и ты беспокоилась.

– Разумеется, я буду беспокоиться, мама, как же иначе! Ты сможешь отвезти его к врачу?

– Я записала его на завтра, теперь осталось только уговорить съездить.

– Может, мне приехать?

– Ни к чему, дорогая. Твой отец вряд ли захочет, чтобы мы поднимали из-за этого шум. Он все твердит, что просто не в форме. А сам задыхается, стоит ему завести мотор на лодке. Ты ведь знаешь, он заводится только от резкого рывка. Я вечно боюсь, что он поставит кому-нибудь из нас фонарь под глазом, так он на этот мотор кидается. – Она засмеялась. – Ладно, пора мне выбираться из кладовки. Только не говори отцу, что я тебе рассказала. И я так взволнована твоими новостями, Саша. Ты извини, что перевела разговор, хотя должна была порадоваться за тебя!

– Я и так знаю, что ты рада за меня, мама. Не могу дождаться, когда ты приедешь, чтобы помочь мне обустроить детскую.

– Когда ты будешь готова, Саша, тогда я и приеду.

Они попрощались, Саша отключилась и нахмурилась, глядя на телефон. Она вдруг почувствовала себя отрезанным ломтем. В приступе досады влетев в гостиную, она сгребла с десяток футляров со старыми дисками и кинула их в пакет. Открыла узкий ящичек приставного столика с мраморной крышкой и принялась вытаскивать из него всевозможные авторучки, старые стикеры, скрепки для бумаг и тоже отправлять на выброс. И заметалась по комнате, как безумная, хватая старые журналы, пыльную вышитую подушку, пульт к отсутствующему устройству, пакет с застежкой, полный старых батареек, кораблик в бутылке, который мог стоить целое состояние, но, скорее всего, не стоил ничего. И ей было все равно. Пока ее не поймали с поличным, она потащила пакет в подвал, вышла через дверь в переулок между домами и запихнула пакет поглубже в соседский мусорный бак.

11. Джорджиана

После конференции в округе Колумбия Джорджиана отправила Брэди единственную эсэмэску: «Я знаю, что ты женат». Потом отключила телефон и три дня провела в постели, но не спала, а лежала без сна, обиженная и несчастная. Утром в понедельник, не в силах больше прятаться, она проснулась в семь, приняла душ и оделась, уложила обед с собой на работу. Выйдя из дома, она увидела Брэди, стоящего у крыльца с двумя бумажными стаканчиками кофе. Она взяла один, едва скользнув взглядом по лицу Брэди – такую боль причинял его вид. Они направились к набережной и сели на скамью, чтобы поговорить. Было ясно и тепло, мимо проносились бегуны, няни с прогулочными колясками кормили маленьких подопечных круассанами из промасленных бумажных пакетов. Под высоким берегом, за пристанью, пыхтели пересекающие реку паромы, скорбно гудела огромная оранжевая баржа, словно жалуясь на то, что жизнь продолжается, тогда как сердце Джорджианы разбито.

Внутри у нее было пусто, виски пульсировали, живот сжимался, свой кофе она держала на коленях. И не могла вообразить, как найти в себе силы, чтобы донести стаканчик до рта.

– Мне так жаль, Джордж, – заговорил Брэди. – Я думал, ты знаешь. А когда догадался, что нет, растерялся, понятия не имея, как тебе сказать. Казалось, что уже слишком поздно.

– Откуда я могла узнать? Ты же ни словом об этом не упоминал.

– Да, да, но мне казалось, у нас в офисе это известно всем и каждому. Раньше Амина работала у нас. Она руководила проектом, а несколько лет назад ей предложили работу в Фонде Гейтсов в Сиэтле, и она решила взяться за нее. Предполагалось, что я тоже попробую устроиться туда или найду другую работу и перееду вместе с ней, но я не захотел. Я люблю Нью-Йорк. Люблю свою работу. Так что мы оставили все как есть. Я живу здесь, она живет в Сиэтле, иногда на выходные она приезжает сюда, иногда я уезжаю туда.

– Значит, твоя конференция по малярии в Сиэтле была на самом деле поездкой к ней?

– Вообще-то нет, я ездил на конференцию, но останавливался у нее.

– И все в офисе знают про нее. Вот почему никто не знает о нас.

– Мне так жаль, Джорджиана. Не могу объяснить, почему я тебя обманул. Просто не хотел, чтобы все закончилось.

– Ты любишь ее?

– Да. Но и тебя люблю. – Брэди не сводил с нее взгляда, вцепившись побелевшими пальцами в край скамейки. Джорджиана покачала головой и встала, одна направившись по Коламбия-Хайтс к офису. Спотыкаясь, она поднялась по лестнице особняка, прошла по большому залу, мимо отдела грантов и в свою комнатушку для прислуги, где включила компьютер и следующие несколько часов провела, уставившись в пустой экран.