Наследники с Пайнэппл-стрит

К удивлению Саши, Дарли не писала и не звонила. Саша понимала, что они с Кордом разозлились и на то, как она высказалась по поводу их дома, и на то, что она хранила тайну Джорджианы, но неужели Дарли совсем не стыдно за то, что она называла ее охотницей за деньгами? Может, Саше в самом деле стоило рассказать им о Джорджиане, но она даже вообразить не могла, как бы они отреагировали, если бы она забила тревогу еще два месяца назад. Джорджиана всегда относилась к ней с таким пренебрежением, а если бы она выдала ее тайну? Саша понимала: она увидела нечто такое, что Стоктоны не желали показывать ей. Все они были такими скрытными. Так оберегали свою частную жизнь. Всеми силами стремились внешне соблюдать приличия и следили, чтобы на их гладком фасаде не появилось ни единого изъяна. Ну, а Саша увидела эти изъяны, и за это ее возненавидели.

Чем больше Саша размышляла об этом, тем сильнее разгорался ее гнев. Она застряла в заведомо проигрышной ситуации, попала в семью, в которой не имела права голоса и ни на что не могла повлиять, где двери оставались закрытыми, конверты – запечатанными, а деньги объединяли всех членов клана так, что их руки были связанными, а рты – заткнутыми. До Саши вдруг дошло, почему семья Стоктонов обосновалась на «фруктовых улицах» Бруклин-Хайтс еще много лет назад, почему пожелала жить в домах, охраняемых обществом исторического наследия: на самом деле они не стремились к переменам, им хотелось, чтобы все оставалось точно так, как было.

Днем в понедельник Саша работала, пытаясь выбрать оттенок кремового цвета для рекламы постельного белья. Она уже ограничила выбор кокосово-кремовым, цветом густых сливок и цветом трубочек-канноли с кремом, в итоге ощутила нарастающий голод, и тут ей позвонила мама, опять прячась в кладовке.

– Твоего отца собираются оставить в больнице на сутки для обследования, – сообщила она голосом, приглушенным пакетами риса и макарон.

– Почему? На приеме у врача что-то нашли?

За шесть недель отец побывал у врача уже три раза, но его по-прежнему мучила одышка, а ингалятор совсем не помогал. Саша встала и закрыла альбом с отпечатанными образцами, чтобы не отвлекаться.

– Нет, ничего они не нашли. По-моему, это просто последствия бронхита. Из-за этой истории с обследованием твой отец раскапризничался не на шутку. Он хотел сегодня же вернуться домой, но я убедила его остаться до тех пор, пока врачи его не отпустят.

– Как это тебе удалось? – недоверчиво спросила Саша.

– Я сказала, что, если он только попробует переступить порог больницы до того, как врач ему разрешит, я потоплю его катер.

У Саши невольно вырвался смешок. Ее мать однажды сбросила весла с причала, когда ее братья на три часа задержались на рыбалке, поэтому к ее угрозам в семье относились серьезно.

– Я постараюсь приехать, – пообещала Саша.

– Нет, не надо. Нечего здесь делать. Только заставишь меня весь вечер волноваться, как ты там, на темной дороге, а он уже завтра будет дома.

– А почему ты тогда в кладовке, если папы даже дома нет?

– Мальчишки запретили мне беспокоить тебя, – виновато призналась мать.

Достало. Еще одна семья старается не пустить ее в свои дела.

– Ясно. – Саша вздохнула, и, прежде чем закончить разговор, мать пообещала позвонить ей утром из больницы. Но отца не выписали ни на следующий день, ни на третий. Саша чувствовала себя дурой. Если бы она просто приехала в понедельник, то смогла бы пробыть с родителями всю неделю. В пятницу, как раз когда она колебалась, решая, поехать или нет, пришло сообщение от Олли: «Слушай, у папы в легких нашли кровяные сгустки».

Она побросала сменную одежду, витамины для беременных и свой ноутбук в сумку и села в машину. И всю дорогу за рулем до Провиденса распекала себя. Она уже несколько месяцев не виделась с родителями – была слишком занята работой, своим домом, Кордом и Дарли, дурацкими семейными праздниками Стоктонов, всеми этими новосельями и безумными тематическими ужинами. Она так старалась вписаться в семью, не желающую принимать ее, что совсем забыла о собственных родных.

Приезжая в город, Саша испытывала странное ощущение: старый родительский дом она видела так, как мог бы увидеть его чужой человек. Это началось в первый год учебы в школе искусств, когда после жизни в Нью-Йорке, среди стеклянных башен и бесконечной череды открытий, в родном городе все стало казаться маленьким и каким-то обшарпанным. Магазин «Доллар», здание, где раньше был «Блокбастер», но потом оно все время пустовало, магазин красок, почему-то всегда нуждающийся в покраске, – Саша едва могла вспомнить время, когда этот город составлял для нее весь мир.