Наследники с Пайнэппл-стрит

Привалившись к двери, она сползла по ней на пол туалета, поддавшись панической атаке. Казалось, ее подхватила мощная волна и теперь вертела и подбрасывала ее тело, унося все дальше и дальше. Стараясь не открывать глаз, она вспоминала, как во время ее учебы в старших классах школа на Генри-стрит сражалась с баскетбольной командой из Бронкса. Ее школа набирала очки, ее одноклассники дразнили противников, скандируя: «Жарьте нам бургеры! Жарьте нам бургеры!» Ей было девять лет, когда Берта подвезла ее одноклассницу, опоздавшую на автобус, и, когда Джорджиана увидела облупившийся желтый дом этой девочки, она спросила: «Когда вы собираетесь красить свой дом?» – а девочка пожала плечами и ушла. В летнем лагере, когда ей было двенадцать, вожатый велел ей убрать после ужина тарелку, а она презрительно усмехнулась и сказала подростку старше ее, что это не ее работа. Джорджиана вела себя ужасно. Так ужасно и так долго и так старалась перестать, но не смогла. Потому что все началось далеко не с Брэди. Она плохой человек не потому, что спала с Брэди, – она всегда была плохой и не могла стать хорошей, даже когда старалась. Сидя в темном туалете, она дрожала, и в голове у нее билось имя Брэди.

Это деньги сделали ее такой ужасной. Из-за них она стала изнеженной, избалованной и испорченной и теперь понятия не имела, как быть. А потом вдруг она вспомнила кое-что о предыдущем вечере. Как она сбросила туфли и забралась в родительскую постель. Как же она была несчастна. Как зла на всех. Как раздражена и растеряна, и ей казалось, что она ничего не в силах поделать, чтобы перестать быть собой и сделаться кем-то другим. Но там, на тумбочке у кровати, она увидела газетную вырезку. Конечно, это была статья о Кертисе.

Джорджиана открыла глаза и увидела карту Камбоджи. Пол не качался, она больше не соскальзывала куда-то вбок. Она поднялась, все еще чувствуя легкое головокружение, и посмотрелась в зеркало. Лицо было красным и разгоряченным, состояние – таким, словно она поднялась бегом по лестнице на двенадцать пролетов, но в остальном она была в порядке.

Она промокнула лицо бумажным полотенцем и тихонько вернулась за свой стол, никем не замеченная. Зашла в свой почтовый аккаунт на Gmail, нашла последнюю банковскую выписку от менеджера своего счета. В эту почту она не заходила несколько лет, а тем более не заглядывала в письма от банка. Пароль она не помнила, но решила испробовать тот, которым пользовалась повсюду, от «Наймана Маркуса» до «Амазона», – «СеренаУильямс 40-0». Он подошел. Страница озадачивала, на ней значился не просто один счет с суммой на нем. Он был разбит на разные секции, десятка на два отдельных пакетов. Джорджиана вырвала лист из блокнота и начала суммировать цифры, уверенная, что пропускает что-то, но ей требовалось получить хотя бы приблизительное представление о сумме. Наконец подсчеты были закончены. Похоже, ей принадлежало около тридцати семи миллионов долларов. И она приняла решение: она избавится от наследства в целом. Отдаст все свои деньги точно так, как Кертис, и это будет все равно что сорвать лейкопластырь с раны. Она изменится. Изменится раз и навсегда, и обратного пути у нее уже не будет.

Джорджиана договорилась о встрече с инвестиционным менеджером Биллом Уоллисом. Билла она знала, он дружил с ее семьей с тех пор, как она была еще ребенком. Она видела его на свадьбах Дарли и Корда, помнила, как однажды присоединилась к нему и его жене за обедом в приморском ресторане в Оганквите, штат Мэн, когда все они отдыхали там. У него была мягкая манера говорить, он носил круглые очочки и производил впечатление человека, который в свободное время играет в бридж или изучает архитектуру.

Утром в день встречи она тщательно оделась, заправив шелковую блузку в брюки, как подобало профессионалу, а не человеку, который обычно ужинает арахисовой пастой прямо из банки. На метро она добралась до Центрального вокзала и пешком по Парк-авеню дошла до офиса компании «Бразертон Ассет Менеджмент», разместившейся в башне, которая настолько хорошо отражала свет, что казалась почти невидимой на фоне неба. Секретарь любезно приняла Джорджиану, предложила воду в бутылке, от которой Джорджиана вежливо отказалась, – пластик одноразового применения! – и провела ее в кабинет Билла, оставив в кожаном кресле для гостей, повернутом к окну.

Кабинет был просторным, размером со столовую в доме на Пайнэппл-стрит. Там были большой стол красного дерева, рыжевато-коричневый кожаный диван, высокая орхидея на подставке и кофейный столик с выставленными в ряд белыми керамическими вазами. Стены были сплошь стеклянными, и со своего места Джорджиана видела арки Центрального вокзала и каменные опоры виадука на Парк-авеню. У нее покалывало от пота подмышки, а потом вошел Билл, и она встала, позволив ему приветственно расцеловать ее в обе щеки. Он тепло улыбнулся.

– Джорджиана! Я уже несколько лет не имел удовольствия видеть вас в офисе.