На середине жизненного пути до Дарли дошло, что она абсолютно беспомощна, и вину за это она целиком и полностью возлагала на этого недоумка голубых кровей, Чака Вандербеера. Если бы Чак Вандербеер не слил информацию каналу «Си-эн-би-си» и Малкольма не уволили бы, тогда у него по-прежнему была бы работа, и тогда им все еще были бы по карману выплаты за квартиру, и Дарли никогда не пришлось бы столкнуться с осознанием, что она отказалась от своего состояния, отказалась от своей карьеры и что у нее в жизни больше нет никакой свободы выбора. Но нет, безмозглый молокосос проболтался, они за это поплатились, и она была почти готова сжечь дотла его дом. Когда Малкольм сказал ей, что на работу в частную инвестиционную компанию его не взяли, она попыталась вести себя так, будто это не имеет значения. Объявила, что все равно не смогла бы переехать в Техас. Добавила, что детям лучше продолжать учебу в школе на Генри-стрит. Сказала, что ему совершенно не о чем беспокоиться. Впервые за все время существования их брака она лгала ему.
Она снова стала злиться на родителей за то, что отдали Корду дом из известняка на Пайнэппл-стрит. Да, Корд с Сашей ждали ребенка, но что, если он у них будет всего один? А у нее уже двое. (Но не трое. Трое – никогда.) Ей так хотелось вырастить детей в доме своего детства. Почему никто не додумался спросить у нее, не хочет ли она поселиться там? Ей хотелось кормить детей яичницей-болтуньей в кухонном уголке для завтрака, хотелось читать им на ночь на кровати красного дерева с четырьмя столбиками, устраивать для всего класса обеды в складчину в гостиной с ее люстрой из фарфора каподимонте, хотелось увидеть, как Поппи перед балом дебютанток спустится по лестнице навстречу своему кавалеру. Этот дом Дарли обожала и благодаря безобразной гендерной вечеринке знала, что Саша его не любит. Ну и зачем она поселилась в доме, который ей вообще не нравится? Почему умолчала о нервном срыве Джорджианы? Дарли это казалось невообразимым. Джорджиана ведь еще ребенок. Она невинный, застенчивый ребенок, который прячется за теннисом, уроками и родителями. Ее обольстили, она влюбилась, пережила страшную утрату, а, когда обратилась за помощью, когда доверилась жене своего брата, ей ответили молчанием. Дарли убивали мысли о том, что Джорджиана ни в чем не призналась ей, когда она расспрашивала про аварию. И еще больше убивало то, что Саша скрыла правду, хотя притворялась ее подругой.
Если бы Дарли могла вернуться в прошлое, слишком многое она сделала бы по-другому. Она убедила бы Малкольма подписать добрачное соглашение. Сообщила бы родителям, что хочет заполучить этот дом. Внимательнее следила бы за состоянием сестры. Заставила бы себя продолжать работу, когда забеременела Хэтчером. Была бы готова каждое утро склоняться в приступе рвоты над мусорной урной на станции подземки Кэнал-стрит. Носила бы свою сумку-холодильник с грудным молоком мимо стада коллег, под их коровье мычание. С головой ушла бы в карьеру, имела бы собственный доход и вместе с ним все преимущества, а не зависела бы всецело от милости системы, где процветают расизм и кумовство, системы, которая подвергла остракизму ее мужа за ошибку глупого мальчишки.
Далеко за полночь Дарли не спала, лежала на диване в гостиной и бесцельно шарилась в телефоне, когда на экране вдруг всплыло сообщение от Сая Хабиба. С трудом приняв сидячее положение, Дарли открыла эсэмэску.
«Дарли,
я нашел Ваш адрес в справочнике школы на Генри-стрит. Надеюсь, Вы не против, что я написал Вам так неожиданно. Было очень приятно побеседовать с Вами на аукционе. Мне нечасто случается встречать людей, так же увлеченных радиоэлектроникой СР22, как я. Свободны ли Вы и Ваш муж на следующей неделе? Мы можем где-нибудь выпить вместе?
Конечно, после аукциона Дарли погуглила Сая. Она изучила его профиль на «ЛинкедИне», упоминания о нем в «Уолл-стрит Джорнал», снимки, на которых он улыбался на благотворительном вечере в Линкольн-центре. Подумав, не подождать ли до утра, она все же ответила быстро и импульсивно.
«Сай,
как я рада получить сообщение от Вас. Мы с удовольствием встретимся с Вами на следующей неделе. Только сообщите, где и когда.
На следующее утро Дарли завезла Поппи и Хэтчера к своим родителям на Ориндж-стрит. Малкольм уехал на машине в Принстон, чтобы сходить в церковь вместе со своими родителями, а Дарли по глупости взяла на себя проведение праздничной ярмарки книг и игрушек в школе на Генри-стрит и теперь должна была побывать на первом из примерно семисот организационных совещаний.