Нация прозака

– Уверена, что знаешь? Потому что я всегда оплачивала счета, давала тебе все, что нужно, даже если самой не хватало, так что я не уверена, что ты знаешь цену деньгам. Это моя вина, я тебя избаловала. – Она трясет головой, я вижу, что она вот-вот заплачет, и думаю: о нет. – Если бы ты знала цену деньгам, то наверняка бы не тратила свое образование впустую, как сейчас, с вечеринками и всем прочим, – продолжает она, а слезы текут по ее щекам. Я пытаюсь ее перебить, сказать, что не вечеринками едиными, что образование заключается вовсе не в том, о чем мы привыкли думать, но она машет на меня рукой, чтобы я заткнулась: – Послушай, я не знаю и знать не хочу, чем именно ты там занимаешься, но меня уже тошнит от того, что я здесь гну спину и считаю каждый пенни, чтобы ты могла учиться в Гарварде. А взамен вижу, как я отправляю тебя на учебу, а ты возвращаешься в таком состоянии. Может, ты расскажешь, что происходит? Пока ты не скажешь, я не буду оплачивать счет за семестр.

– Ты только что сказала, что не знаешь и не хочешь знать, что происходит.

– Не хочу. – Теперь она окончательно расплакалась. – Я столько работала, чтобы поднять тебя на ноги, все делала одна, и помочь было некому, я старалась быть хорошей мамой, а потом ты едешь в Гарвард и как будто срываешься с цепи. Встречаешься с кем попало вместо того, чтобы найти парня-еврея, и… – Она говорит с завываниями, и ее лицо искажают судороги, словно ее вот-вот хватит удар. – И ты делаешь все это… все это… все это…

Я бросаюсь к ней и обнимаю, чтобы она перестала плакать. Ее проблемы всегда оказывались еще хуже моих.

– Все эти наркотики, – она тяжело дышит. – Ох, Элли, не могу я. Не с моей девочкой. Я не могу смотреть, как ты себя губишь. Я так страдаю. Ты сведешь меня в могилу.

– Мама, с чего ты решила, что я принимаю наркотики?

– Потому что иначе ты бы не забыла встретиться с бабушкой и дедушкой, когда они приезжали к тебе. Да, ты эгоистична донельзя, всегда думаешь только о себе, но все-таки заставить их проделать такую дорогу и просто-напросто не объявиться – слишком даже для тебя. – И снова рыдания.

– Мам, я же сказала тебе, я была в больнице, потому что накануне упала и заработала сотрясение.

Кто-то всерьез повелся на это?

– Ты просто упала? Это ты мне говоришь? Ты думаешь, я в такое поверю?

Видимо, нет.

– Я поскользнулась на льду. В Кембридже холодно. Намного холоднее, чем в Нью-Йорке.

– Ох, Элизабет. Хватит врать. Даже если ты и упала, то из-за наркотиков. – Она останавливается, чтобы перевести дыхание, взгляд странный и вопросительный, как будто она пытается решить в уме одну из тех длиннющих, похожих на лабиринт задач – к тому времени, когда ты нашел ответ, ты уже не помнишь вопроса. – Вообще я понятия не имею, что там у тебя происходит. Может, и правда не наркотики. Я без понятия. Без понятия.

Я рада, что она бросила эту теорию с дурью, потому что я вряд ли смогла бы ей все объяснить. Но она не отказывается от нее насовсем: «Посмотри на себя, – говорит она. – Ты ужасно выглядишь. Все поправляются, когда уезжают учиться, а ты еще тощее, чем раньше, наверняка это из-за наркотиков. Я же все вижу. Ты почти ничего не ешь».

У нее на этом пунктик. Когда я уезжала, я была ростом 5,5 фута и весила как минимум 120 фунтов; когда я взвешивалась на прошлой неделе, я весила около 100[177], – легкая ровно настолько, напомнила я себе, чтобы попасть в кордебалет Баланчина[178], где все девушки должны быть худенькими и похожими на лебедей, где так много девушек сошли с ума из-за наркотиков и истощения. Я никогда не хотела быть одной из этих безумных девушек. Я никогда не хотела быть безумной, как я сама.

– Может, это все депрессия, – говорю я, надеясь, что откровенность поможет нам покончить с этим жалким разговором. – Зачем винить что-то извне, типа наркотиков? Ты всегда говорила: «Это из-за того, что твой папочка ушел» или «Это потому, что ты выросла в Нью-Йорке». И теперь говоришь, что все мои проблемы из-за Гарварда. А ты не думала, что я просто в глубокой-глубокой депрессии? Что я просто такая, сама по себе. Может, я родилась под несчастливой звездой. Может, мне действительно нужна дурь, чтобы лучше себя чувствовать, но только та, что выписывают врачи?