Нация прозака

– Нет, нет, нет. На хрен. На хрен все это дерьмо! Послушай меня единственный раз в жизни. Ты четыре года подряд бросал и бросал меня, а потом снова объявлялся с этими твоими извинениями и объяснениями, ты морочил мне голову, типа это юристы сказали тебе отстраниться, а мама, видите ли, нарочно тебя оттолкнула, и у тебя не было выбора. Послушай сюда. Я прощала тебя каждый раз, когда ты возвращался, потому что ты мой отец, и я тебя люблю, и я хотела, чтобы у меня был папа, как у всех…

Я заплакала. Неожиданно для самой себя. Без предупреждения. Лицо вдруг стало мокрым, а голос опустился с крика до шепота: я хотела, чтобы у меня был папа, как у всех. Хотела быть нормальной. Хотела, чтобы папа ко мне вернулся. Я никогда с тобой не ссорилась. Никогда не говорила, что сержусь из-за того, что ты ушел. Никогда не была вредной и не отталкивала тебя, потому что не хотела потерять. Мне силы воли на это не хватало. Но ты все равно свалил. А я надеялась, что ты вернешься, потому что у всех моих друзей был отец, и они могли сказать, что отец – юрист, бизнесмен или текстильный магнат, а я ничего не знала про тебя, про твою работу, но вместо того, чтобы злиться, я просто мечтала, что ты снова станешь моим отцом.

– Элизабет, послушай…

Нет, я не буду слушать. Потому что сейчас ты один-единственный раз меня выслушаешь и поймешь, каким был чудовищем. Перестанешь хоть раз в жизни винить всех вокруг, перестанешь издеваться надо мной и всю правду услышишь о том, какой ты ужасный, эгоистичный отец, как безответственно ты поступил, когда от меня ушел!

Теперь и он плакал: – Элизабет, а ты думаешь, я не знаю? Думаешь, я не страдал, потому что не мог жить с тобой все те годы, потому что мы с твоей матерью развелись, и я уже не мог с тобой видеться из-за того, что так далеко жил? Думаешь, мне не было сложно? И, кстати, оплачивал я твои счета. Оплачивал, потому что боялся, что навсегда потерял мою девочку, мою любимую дочь.

– Слова, – сказала я. Я уже не плакала. – Черт побери, просто слова! Тебя не учили, что поступки важнее слов? Видимо, кроме слов, тебе нечего дать мне.

– Элизабет, я не знаю, что мне еще сказать, – он тяжело дышал. – Пойми, это же и мне раскурочило жизнь.

– И что, – не успокаивалась я. – У тебя был выбор. Если не хотел трудностей, нечего было заводить детей. Я тебя об этом не просила. Меня никто не спрашивал, – это была чистой воды манипуляция, и я это понимала, но мне было плевать.

– Элизабет, я переживаю за тебя, – сказал он, как будто это могло успокоить меня. Я в жизни так не плакала. – Элизабет, ты там в порядке? Ты справишься?

Пошел на хрен! Хватит менять тему. Хватит спрашивать, как я. Что, не понятно, что плохо? Давно уже. Тогда ты плевать хотел, а сейчас чего ко мне лезешь? Что тебе стоило мне помочь и заплатить психологу? Я имею в виду, понятно ведь было осенью, что мне нужна помощь, она мне и теперь нужна. Единственный способ заставить тебя со мной общаться – умолять, чтобы ты мне помог. А ты просто берешь и отказываешься платить за мое лечение, хотя это тебе ничего не стоит. Ну как, похоже на хорошего отца?

– Элизабет, мне жаль.

– Тебе всегда жаль, – завопила я. – Вместо того чтобы обо всем жалеть, может, уже признаешь, что ты мерзкий слабак?

– К счету я в любом случае не притронусь. Пусть твоя мать этим всем занимается, мы с ней подписывали соглашение, когда разводились.

– О господи, папа, – и снова рыдания. – Я ведь сейчас могу тут умереть, сойти с ума, покончить с собой, а ты так и будешь стоять в сторонке и говорить – пусть о ней позаботятся другие, и ничего, что помочь можешь только ты? Да мама на учебу с трудом набирает деньги. Все как всегда. Какой-то кошмар.

– Элизабет, я не знаю, что еще сказать, – к этому времени он уже тоже рыдает. – Я вижу, что сделал кучу ошибок, но я не знаю, как помочь. Я не знаю, что делать с тем, что уже произошло.

– Для начала можешь заплатить психиатру за осень и еще за лечение сейчас, потому что мне нужна помощь, чтобы тебя перестать ненавидеть.

– Я не собираюсь ни за что платить, – сказал он. – Я уже сказал: пусть твоя мама сама с этим разбирается.

– Иисус Христос, папа. Я сдаюсь. Слышать тебя больше не могу.

– А что, по твоему, я должен сказать?

– Как насчет: «Будь счастлива?» Лично с меня хватит.

Годы спустя, каждый раз, когда я мысленно возвращаюсь к тому разговору, я вспоминаю, как кто-то очень мудро сказал во время суда над братьями Менендез[192]: «Когда тебя убивают собственные дети, винить нужно лишь себя самого».