Пить в Далласе было веселее, чем где бы то ни было, хотя я и не могла объяснить почему. Может, потому что я взяла привычку тусоваться с репортерами горячих новостей, которые, как правило, запойно пили. Вообще, поговорив с ними, можно было решить, что пьянство – отличительный знак хорошего журналиста, знак человека, повидавшего кровь, белые контуры на полу, мешки для трупов, всю грязь тройного убийства, человека, который пил, чтобы забыть обо всем, что он был вынужден увидеть, а увидев, не смог оторвать взгляда. Вместе с этим меня привлекали и приключения, которые обещал алкоголь. Попробовать Corona[211]
тогда можно было только на юго-западе, и бутылочка пива с несколькими каплями свежевыжатого лайма – восхитительное сочетание настоящего напитка и самого простого способа приготовления, – казалась чем-то совершенно новым. «Бойлермейкер»[212] – всего-навсего плеснуть глоток бурбона, лучше всего Maker’s Mark[213], в кружку пива – еще одно открытие. Раздобыть спиды – неважно, метамфетамин, декседрин или бензедрин – было легче легкого, наркосеть в Далласе была более чем доступной. Мне даже стало казаться, что весь город или лично знаком, или живет по соседству с каким-нибудь приятным университетским дилером, что тянет лямку в Южном методистском университете и продает траву, таблетки и порошок. Впрочем, обычно мне хватало кофеина и сахара, содержащегося в Jolt, чтобы продержаться целый день – дешевый и легальный способ управлять своими взлетами и падениями.Помню, я собиралась перехватить Butthole Surfers[214]
после концерта в Дип-Эллуме, чтобы взять интервью. Наутро после выступления в Далласе они должны были отправиться в тур по Европе, но вместо того, чтобы поспать пару часов после шоу, они решили не спать вообще. Я осталась с ними, поддувала, потягивала Corona с лаймом, слушала истории про их выходки, про то, как они почти что трахнулись с Эми Картер[215], ну или потерлись о ее чемодан кое-какими частями тела, когда выступали в Брауновском университете, про их бывшую барабанщицу, бомжевавшую в парке «Золотые ворота» в Сан-Франциско, про то, как они придумали название Butthole Surfers, пока до меня вдруг не дошло, что парни были реальным воплощением фильма Spinal Trap[216]. Оказывается, раньше они назывались Winston-Salems и до сих пор поигрывали в местных барах как Jack Officers.Мне было весело, я курила, пила, а последним, что я запомнила перед тем, как отправиться домой, в душ и переодеваться, чтобы вернуться на работу, был разговор с гитаристом в каком-то переулке за клубом, и в моих воспоминаниях он был самым красивым человеком на планете, с манящими карими глазами и неотразимой улыбкой – сочетание, от которого мне захотелось, встретившись с его нескромным и странно трезвым, несмотря на всю выкуренную им траву, взглядом, – сделать что угодно для него, что угодно ради него. А еще я в ту ночь обкурилась, лезла ко всем подряд и была готова раздеться догола прямо там, в грязном переулке, в нескольких шагах от мусорной свалки и какой-то стройки – попытки облагородить этот район. Мы начали целоваться, его рубашка куда-то испарилась, и вот он уже пытается залезть мне под блузку и поглаживает мою грудь, обводя пальцем сосок. А я лезу к нему в штаны, от моих прикосновений его вяловатый член встает, а я неожиданно понимаю, что так не хочу.
Не прошло и года с тех пор, как я потеряла девственность с выпускником Йеля, которого встретила на обеде, посвященном вручению студенческой журналистской награды журнала