Нация прозака

Но в целом им было все равно. Я сдавала работу вовремя, писала хорошие тексты, и они решили, что девчонка еще молодая, родом с севера, там они только и делают, что постоянно треплются, ну и это ведь никому не мешает. Но даже после того, как офис пустел в шесть часов вечера, я могла сидеть там часами, дописывая статьи, потому что пока рядом были люди, с которыми можно было поболтать, я просто не могла работать. От болтовни до письма мое расписание было заполнено слишком плотно, чтобы обращать внимание на эмоциональное состояние, кроме разве что мимолетных искр усталости.

Но по выходным, когда у меня над головой не висел дамоклов меч бытовых проблем, до меня доходило, что я одна в этом огромным штате и одна во всем мире. Даже короткого, двухдневного перерыва хватало, чтобы то старое, ужасное, знакомое ощущение черной волны начинало подкрадываться ко мне, угрожая унести с собой. С понедельника по пятницу я спала мало, и казалось, что выходные будут отличной возможностью отоспаться, – но я с трудом засыпала, и ночи проходили ужасно. Я все время чувствовала усталость, но не могла найти облегчения. Состояние было такое, будто я на кокаине, но трип уже закончился, а осталось только ощущение заведенности, из-за которого ты всю ночь пялишься в потолок, не в силах отключиться. Вот только это было не действие кокаина – это была я. Поэтому я заполняла время как могла. Никто другой не хотел жертвовать выходными, чтобы осветить события Дня хеви-метал, или Техасского джема, как его тут называли, и, конечно, я вызывалась написать обзор о Poison[205], Tesla[206] и прочем, весьма пестром, ассортименте групп, которые должны были играть на футбольном стадионе. Никто другой не хотел проводить Четвертое июля в Уоксахачи на пикнике Вилли Нельсона[207], так что я проявляла гражданский долг и вызывалась на задание. Может, я и была занозой в заднице, но кто бы стал придираться к девчонке, которая спасала всех от необходимости обозревать эти безвкусные, стыдноватые частички техасской культуры, оценить которые могли только северяне?

Можно сказать, каждый, кто одинок и только что переехал, начнет с исследования новых для себя мест, и поначалу я думала, что источник всей этой маниакальной энергии – мое любопытство и новизна Далласа. Но ведь на самом деле я не была незнакомкой, попавшей в новый для себя мир: в детстве я подолгу бывала в Техасе, я изъездила штат от края до края, в Далласе у меня были родственники, я чертовски хорошо ориентировалась в городе и могла бы легко проводить выходные в мирной компании близких, готовить барбекю или шататься по торговому центру. Иногда я так и поступала. Но не получала никакого удовольствия. Я все время нервничала, постоянно думала о том, что прямо сейчас должна заниматься чем-то другим, что не делаю того, что должна, постоянно чувствовала себя во власти какого-то пчелиного роя, жужжавшего в голове.

Как-то я проснулась в три часа ночи, но без очков приняла тройку на циферблате за восьмерку. Я так боялась опоздать, даже не думая о том, куда именно, что выскочила из кровати, запрыгнула в душ, оделась, привела себя в порядок, проглотила кофе и Cocoa Krispies[208], и только когда схватила сумку, чтобы выйти на улицу, заметила, что за окном темно и вообще ночь, и спешить некуда. Я посмеялась над собой, снова забравшись в постель, но потом смех сменился мыслью: «Это сумасшествие. Что со мной происходит? Во мне столько энергии, но не освежающей, приятной энергии, а нервной, угловатой, и я не знаю, как с ней справиться. Если бы одним утром редакция Dallas Morning News решила, что я должна в одиночку написать все материалы для нового выпуска, этого все равно не хватило бы, чтобы обуздать мою чудовищную, вредоносную необходимость в постоянном движении. Во мне всегда будет этот изъян, это мое “я”, которое не будет давать о себе забыть, требуя больше и больше внимания, чем я сама и еще семьдесят два других человека могли дать все вместе. Чего бы я только ни отдала, чтобы принять одну из тех таблеток[209], от которых становишься маленькой-премаленькой, и стать Алисой, пробирающейся в Зазеркалье. Чего бы я только ни отдала, чтобы меня стало меньше».

В конце концов я подумала: «Черт, мне нужно нормальное лекарство. Мне нужно что-нибудь, чтобы обуздать эти мысли. Иначе я сойду с ума». Мне было почти двадцать – возраст, когда у многих людей с биполярным расстройством впервые случается маниакальный эпизод, – и, может, именно это со мной и происходило. Когда я не работала, я ходила на вечеринки, встречалась с шестнадцатью разными парнями сразу, не спала по ночам, глотала Jolt cola[210] и закидывалась спидами за завтраком, чтобы продержаться остаток дня. Так я выяснила, что, придерживаясь строгого химического графика из пива и вина по вечерам и наркотиков по утрам, я могу более-менее регулировать свое настроение.