Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

– Прости, – прошептал Влас, отводя глаза. И что с ним (или с ней?) не так-то? Ведь красивая же, первая девчонка в Онеге, ещё год – и первая невеста на Поморском берегу будет, он и в Питере таких не видал, даже среди дворянских дочерей, которых доводилось встречать на весенних корпусных балах.

А вот поди ж ты…

– Уедешь? – спросила она, тоже отворачиваясь.

– Уеду, – подтвердил он сумрачно, глядя в закат. Там вдруг стало прорезаться что-то смутное, словно что-то двигалось в пурпурном мареве, складываясь в какие-то смутно знакомые очертания. Двигались огненные сгустки, словно шли люди с факелами, где-то обозначилась крутая грудь корабля, где-то резная косматая волчья голова, а над ней – багровое полотнище паруса, словно с полуночи шёл огромный призрачный флот из старинных кораблей.

– Остался бы, – в голосе девчонки дрогнула смутная надежда на что-то несбыточное, но Влас только молча покачал головой.

За спиной, чуть скрипнув, отворилась дверь и наружу, вместе с душным избным воздухом, густо насыщенным запахами печева и пива, пота иветряной рыбы, растёкся чей-то низкий голос – пел кто-то из мальчишек:

Встаньте государи, деды и бабы:

Постерегите, поберегите

Любимое судно

Днём под солнцем,

Ночью под месяцем,

Под частыма дождями,

Под буйныма ветрами!

Вода-девица, река-кормилица!

Моешь пни и колодья,

И холодны каменья.

Вото тебе подарок:

Белопарусной кораблик!

Влас обернулся.

У порога, подбоченясь, стоял старый знакомец, Спиря Крень, купеческий сын, Акулькина ровня – он тоже, как и Влас когда-то, ходил зуйком на лодьях у Акулькиного отца. Только теперь Влас понял – для чего. И то понял, с чего Спиря уже два года то и дело на него, Власа, волком глядел.

За спиной Креня, тревожно переводя близоруко прищуренный взгляд с Власа на Спирю, стоял Лёве.

– Вот что, господа кадеты, – Влас поразился ненависти в голосе Креня. – Бить мы вас, конечно, не станем… но лучше бы вам сейчас уйти. Никто не станет думать, что вы испугались, – он помолчал мгновение и повторил с нажимом. – Лучше бы вам уйти.

Кадеты переглянулись, и Влас согласно склонил голову.

[1] Дрягиль – грузчик. Покрутчик – наёмный работник.

[2] Вымол – пристань.

[3] Олонесь – в прошлом году.

[4] Кукса – традиционная саамская (лопьская, лопарская) кружка (небольшая чашка или ковшик), вырезанная из дерева (от фин. kuksa, guksi, швед. kåsa). Кружку используют для употребления холодных и горячих напитков, а также жидкой пищи.

[5] Ровдужный – сделанный из ровдуги, замши из шкур молодых оленей (неблюев).

[6] Поветь – вообще крытое место, простор с верхом, нежилая пристройка к деревенскому дому сзади над хлевом, для хранения скотского корма, земледельческих орудий, дровней, телег и других хозяйственных принадлежностей.

[7] Ко́шель – тип севернорусской застройки, преимущественно в Заонежье. Большой двухэтажный дом, двор и хозяйственные постройки были покрыты единой асимметричной кровлей. Самый яркий пример – дом Ошевнева в погосте Кижи.

[8] Браный – узорчатый, вытканный со сквозными двухсторонними узорами.

[9] Вид – документ, паспорт.

[10] Казовитый – парадный, красивый, нарядный.

[11] Пряслень – груз на нижнем конце веретена, чаще всего каменный или керамический, иногда служил и украшением.

Глава 12. Эпистолярный век

1

Дневниковые записки Дануты Виткевич

4 июля 1825 года

Вчера приезжал Глеб Невзорович, приятель (или, пожалуй, даже друг) Янека. Довольно интересный юноша, стоит того, чтобы упомянуть о нём подробнее.

Глеб скорее высокого роста, по русской мерке – два вершка сверх двух аршин, по нашей – пять стоп и три цали, худощавого телосложения, хотя в нём чувствуется какая-то сила – как телесная, так и душевная. Волосы у него тёмно-русые, немного с рыжеватым отливом, едва заметным, хотя и ощутимым. Над прямым носом – высокий лоб и крутые густые брови – странное дело, в его бровях рыжина гораздо заметнее, чем в волосах. На подбородке довольно симпатичная ямочка, очень глубокая, словно укололи шилом. Глаза серые, с чуть заметной синевой.

Как-то у меня суховато получается описание, странное дело. Глеб мне… (тсссс!) понравился, самой-то себе можно в этом признаться – ведь этот дневник никогда и никто не прочтёт кроме меня. Даже мой будущий муж, кем бы он ни был – у девушек должно быть что-то тайное. И у взрослых женщин – тоже.

О боже, что я пишу? Рука дрожит, а щёки пылают, сама себя стесняюсь. Я точно никому и никогда не доверю читать эти строки…

Глеб был не просто с визитом вежливости – справлялся о брате. Просил прощения за все недоразумения, которые были и могли быть между нашими семьями. Он прав – в конце концов, наши отцы были друзьями, кто же виноват в том, что произошло, кроме пана Довконта?