Роберт не стал говорить, что он уже принял решение, иначе это вызвало бы со стороны Александра бурю негативных эмоций, а уж если Александр расходился, приводя при этом кучу весомых аргументов, остановить его было почти невозможно, поэтому Роберт соврал во избежание головной боли. Он не видел в себе совсем уж явного фарисейства, потому что существовало такое понятие, как «ложь во благо», которое объясняло все его мотивы — он откроет миру Астрид, во что бы то ни стало.
Роберт не понял, в какой момент, но встречи начали проходить с некой напряженностью. Напряженность росла по мере времени, пройденного от момента их откровенного разговора с Астрид касательно зверского тиранического отношения к ней Аманды. Александр тоже знал, но не был в тот момент, когда состоялся сам чудный миг разговора. Чудный, потому что открытость и умение быть откровенным действительно ценны для любого собеседника. В конце концов, Астрид в этой откровенности казалась Роберту ангелом во плоти, принужденным говорить то, что хотела бы скрыть из жалости к своей тетке, а Астрид действительно было ее жаль. Жаль как человека, у которого нет ничего радостного в жизни, и как человека, на которого могут завести уголовное дело. Астрид вся являла собой эту сердобольную, сострадательную интенцию ко всему вокруг.
Словом, Астрид была очень напряженной из-за минуты откровения с Робертом. Но при этом что-то изменилось между ними: Астрид смотрела на него так, словно все чего-то ожидала, но одновременно боялась ожидать — это было видно по ее растерянности и скованности, выражавшейся в редких движениях будто немеющих рук и пальцев и заторможенных кивках головы при разговоре. С каждым днем ее лицо все больше оттенял сумрак смущения. Все же, возможно, Роберту не стоило давить на нее тогда. Теперь тот разговор стал если не пропастью, то большим расстоянием между ними, которое, казалось, только-только начало сокращаться.
Роберт ожидал Астрид с минуты на минуту. Но раздался звонок телефона.
— Слушаю, — сказал он, поудобнее натягивая провод.
Собеседника он сразу же узнал по колюще-режущей интонации.
— Мистер Эндрюс, — подала голос Аманда Стенфилд. — Астрид сегодня не придет. Она плохо себя чувствует.
— Что случилось?
— Простуда, — кратко оповестила она.
— Ну, что ж, — он не мог скрыть явного разочарования и беспокойства в голосе. — Передайте ей от меня пожелания выздоровления.
Ни банального «конечно», ни сухого «передам» в ответ не прозвучало. Связь просто оборвали. Роберт еще долго стоял, приложив трубку к уху.
Он волновался.
Новость о болезни Астрид казалась слишком неожиданной. И звонок Аманды выглядел как попытка преступника отвести от себя подозрение. Что она сделала с бедной Астрид? Как сильно ее руки сейчас кровоточили? Какую боль она сейчас испытывала? Какие цветы прорывались сквозь ее кожу?
Роберт отменил все свои дела с намерением наведаться в дом Стенфилдов. Это намерение было неоспоримо, неподвергаемо сомнению. Через час он уже шел по заснеженной улице по направлению к обветшалому дому на окраине города. Он еще не придумал, что скажет. А может, и говорить ничего не надо? Он просто оповестит о том, что пришел справиться о самочувствии больной, тем более во время болезни ее особенность могла проявиться совсем по-другому, а такой шанс нельзя упускать. Аманда пойдет на все, чтобы избавить племянницу от «проказ Дьявола».
Волнение одолело его настолько, что он ускорил шаг, и уже через пятнадцать минут стоял на пороге дома Стенфилдов. Палец уверенно нажал на дверной замок, предсмертная и хриплая трель которого была слышна даже снаружи.
Гости, очевидно, были редким явлением для этого дома, поэтому Роберт нажал на звонок еще раз, более настойчиво. Прошло несколько минут, прежде чем Аманда открыла дверь.
Она посмотрела на него так продолжительно, что человеку робкому явно стало бы не по себе.
— Что вам угодно, мистер Эндрюс?
— Я пришел к Астрид, чтобы проверить ее самочувствие и немного понаблюдать за поведением ее организма. Это необходимо для исследования.
Несколько долгих секунд Аманда просто смотрела на него в упор. Просто поразительно, насколько живо двигались шестеренки в ее голове, при этом никак не влияя на эмоциональную палитру.
— Конечно. Пройдемте.
С прошлого визита Роберта в самом доме ничего не изменилось. Они прошли через старенькую гостиную к лестнице и поднялись по ней.
— Вторая дверь справа, — даже указательный взмах ее руки казался резким, механизированным. — Сейчас я занята, поэтому не смогу к вам присоединиться, но, надеюсь, вы быстро проведете эти ваши наблюдения.
Роберт уважительно поклонился.
Он не раздумывая постучал и приоткрыл дверь. Через проем на кровати показалась Астрид. Она была обмотана в шерстяной шарф и одета в свитер.
— Мистер Эндрюс? — она оказалась удивлена, и глаза ее, похожие на два маленьких блюдца, еще сильнее расширились.
Роберт вошел и закрыл за собой дверь.
— Астрид, — только и мог сказать он, вздыхая от облечения. Он сразу обратил внимание на ее руки, и на них не наблюдалось следов насилия, они спокойно лежали на ее коленях, почти безмятежно.