Не срывай голубых гиацинтов

— Что вы здесь делаете?

Роберт подошел к кровати и сел на ее край, чтобы протянуть руку и коснуться ладонью лба Астрид.

— Ты очень бледная. Бледнее обычного. И у тебя температура.

— Знаю… Иногда она поднимается и держится очень долго. Ее сложно сбить.

— Как ты себя чувствуешь сейчас? — с серьезным беспокойством спросил Роберт.

— Неважно, мистер Эндрюс.

— Может, есть что-то, что я могу сделать для тебя?

Астрид не пришлось долго думать.

— Выключите верхний свет. Пожалуйста, — она, видимо, едва не забыла о вежливости из-за плохого самочувствия, а еще не преминула совсем несвойственно ей, но очаровательно пожаловаться: — Глаза очень болят. И еще свитер очень колется. Все чешется, просто ужасно.

— Когда твоя тетя позвонила… — начал было Роберт, но помедлил, охваченный чувствами.

Лежащая на покрывале расслабленная рука Астрид дернулась в его сторону, будто бы непроизвольно ища более близкого контакта, чем обыкновенный разговор. Если можно было стать бледнее снега, то именно такой Астрид и стала в этот момент, потому что Роберт заметил этот не вполне осознанный ею самой порыв. Он взял Астрид за руку, сжав безвольные ослабевшие пальцы, и поднес ее к своим губам, жарко выдохнув.

— Я волновался, — признался он, на этот раз с бóльшим пылом. — Думал, что все может быть куда хуже, чем «болезнь». Ты знаешь, о чем я.

Теперь, с этим решительным действием, все словно встало на свои места: Роберт обнажил свои эмоции, и это ощущалось как глоток свежего воздуха.

Астрид почти невпопад кивнула и следом шумно втянула в себя воздух — Роберт перевернул ее руку с твердым намерением поцеловать середину ладони. Его губы, сухие и теплые, ненавязчиво прижимались к бледным полосам старых шрамов, изучая, насколько чувствительно то, что уже не должно болеть. Но, пожалуй, оно все же болело, потому что Астрид сильно сжала свои беспокойные губы.

— Она увидит, — пугливо она попыталась высвободить руку, и хотя Роберт не сжимал ее сильно, все равно не смогла.

— Не увидит, — сказал он, словно мог обещать. — Она спустилась вниз и, кажется, чем-то занимается. И раз уже я здесь, — он сжалился над ней и выпустил ее, — покажи свои цветы. Совместим приятное с полезным.

Астрид задрала рукав свитера. Цветки были обыкновенными, белыми.

— Никаких изменений в последнее время не было?

— Все как обычно.

— Ты так привыкла подавлять в себе эмоции, — покачал Роберт головой. — Знаю, тебе больно, когда растут цветы, но лучше пускай они растут, чем ты тебя заполнит пустота.

Астрид не успела смутиться. Стук каблуков Аманды был слышен с лестницы.

— Извините, мистер Эндрюс, — холодно и учтиво произнесла она, зайдя в комнату. — Астрид пора принимать лекарства. Вы провели наблюдения, как и хотели?

— Да, все сделано. Спасибо вам обеим за уделенное время. Теперь я пойду.

— Я провожу вас, — кажется, Аманда впервые улыбнулась — так ей не терпелось выпроводить чужака из своей обители.

Уже у себя дома Роберт более-менее расслабился. С Астрид было все в порядке, просто простуда.

На досуге он размышлял о словах Александра касательно конференции, где его поминали недобрым словом из-за присутствия Клаудии. Он должен, нет — обязан восстать. Его имя еще прогремит и будет на устах каждого, и он не собирался закапывать свои амбиции, чтобы со временем бесславно пополнить ряды могил на кладбище. Кто-то очень мудрый сказал, что кладбище — самое богатое место на свете, потому что именно там кладезь нереализованных идей, мечтаний, целей и проектов. Это точно не про Роберта, никогда не было про него и уж тем более не будет теперь, когда у него в руках теплилось чудо из чудес. В Астрид он видел не только реализацию своих амбициозных планов, но и альтруистических намерений. Он хотел показать девочке свет, открыть для нее новую сторону жизни, когда ей больше не придется стесняться себя и бояться, когда боль — моральная и физическая — станет для нее чем-то давно забытым. Роберт был уверен, что с обнародованием сенсации Аманда потеряет все права на Астрид, не только в связи с приближающимся совершеннолетием, но и в связи с неприкосновенностью, которая будет при Астрид, точно при строго охраняемом объекте. О, Роберт предвкушал такое будущее.

Около десяти вечера он начал готовиться ко сну и даже почти успел погасить свет во всем доме, как внезапно раздался стук в дверь. Роберту никогда не наносили столь поздних визитов, поэтому он достал из запертого ящика в гостиной некогда подаренный ему Александром револьвер и предусмотрительно сунул его в задний карман брюк.

Стало быть, наступила его очередь удивляться, поскольку в ответ на грозное «кто там?» раздалось негромкое, подрагивающее «это я, мистер Эндрюс».

На пороге стояла легко одетая Астрид и, озябши, переминалась с ноги на ногу.

— Астрид, что ты здесь делаешь?

— Я сбежала, — тихо и пораженно проговорила она, словно сама не могла поверить в содеянное.

— Заходи, ты совсем замерзла. Сразу снимай плащ, я дам тебе теплый плед.