Неаполитанские хроники

Однажды Святые Дары проносили через площадь Меркато Веккьо ровно в ту минуту, когда там должны были казнить убийцу. И убийца воззвал к народу, воскликнув:

— Когда карета земного царя встречается с телегой осужденного на смерть, осужденный имеет законное право на помилование. Но кто осмелится поставить могущество царя Небесного ниже могущества царей земных?

И народ потребовал даровать ему жизнь. Осужденного привели обратно в Кастель Капуано, а дело его передали на усмотрение короля Фердинанда.

Король Фердинанд признал, что Бог имеет власть никак не меньшую, чем его собственная, и именем Бога помиловал осужденного.

Мы намереваемся рассказать вам, по возможности коротко, об ужасающей драме, которая прямо у нас на глазах произошла в Неаполе в 1863 году от Рождества Христова и в которой Святые Дары сыграли свою роль, но не спасли несчастного, взывавшего к ним.

II

На улице Кьяйя, прямо напротив бюро «Независимой газеты», редактором которой я был, проживал славный человек, наш подписчик.

На этой улице у него был магазин с изысканной витриной, за стеклами которой сверкали часы, цепочки, ожерелья, браслеты, кольца — одним словом, всякого рода драгоценные украшения.

Над витриной золотыми буквами были начертаны три слова:

«РУФФО, ЧАСОВЩИК-ЮВЕЛИР».

Излишне говорить, что этот почтенный предприниматель не принадлежал ни к одной из ветвей генеалогического древа знаменитого кардинала Руффо.

Каждый день, в семь утра, между первым и последним ударом часов на церкви Сан Фердинандо, мы видели с балкона, как с исправностью механических человечков, выходящих из своих окошек, чтобы ударить молоточком по часовому колоколу, добряк Руффо открывает дверь, с видом довольного жизнью человека потирает руки, снимает обитые железом съемные ставни, защищавшие от ночных краж товар, выставленный на витрине, и уносит их одну за другой внутрь магазина.

В девять вечера, с той же пунктуальностью, что и утром, он выносил из магазина одну за другой ставни, прижимая их к груди, и вешал их на прежнее место, а затем, повесив последнюю, возвращался внутрь, запирал дверь на двойной засов и закрывал замок на три поворота ключа, после чего никто не видел его до семи часов утра следующего дня.

Это был человек лет пятидесяти, с коротко стриженными седеющими волосами, в пенсне, сквозь которые он смотрел, запрокинув голову, всегда свежевыбритый, с белым галстуком, в отделанной тесьмой рубашке без воротника, в бумазейном жилете, коричневом рединготе, нанковых панталонах, хлопковых синих носках и шнурованных башмаках.

Он слыл богачом, обладая обширной клиентурой и будучи одним из самых успешных торговцев в квартале Кьяйя.

Бывало, мы видели, что, помимо его постоянных посетителей и случайных покупателей, к нему захаживает молодой человек лет двадцати с небольшим, темноволосый, чернобровый, с черными глазами, легкими усиками на верхней губе и довольно белыми зубами, что у неаполитанцев большая редкость.

В целом, довольно красивый парень, хотя было в его взгляде нечто уклончивое, как у медведя, гиены, волка и лисы, то есть животных дерзких, но не бесстрашных.

Он часто приходил к Руффо, который неизменно встречал его с лучезарной улыбкой и, казалось, был счастлив, когда видел его.

Парень приносил в сумке маленькие коробочки, по его заказу обтянутые бархатом. Именно он поставлял Руффо футляры, в которые тот помещал часы, браслеты, ожерелья и кольца.

Как-то раз наш курьер рассказал мне, что малого этого зовут Антонино и что, когда ему было четыре года, часовщик подобрал его на улице. Полюбив мальчика, словно собственного сына, Руффо обучил его ремеслу, которым парень теперь занимался и которое приносило ему от трех до четырех франков в день, то есть втрое больше того, что ему требовалось для жизни в Неаполе.

Сальваторе добавил, что, по мнению большинства, Руффо, которого все называли богачом и у которого не было ни жены, ни ребенка, сделает Антонино своим наследником.

Год 1863-й оказался чрезвычайно щедрым по части смертей: мы отмечали от четырех до пяти убийств в день, причем нередко по совершенно ничтожным поводам; в июне, июле и августе, то есть в ту пору, когда уличная жара усиливает жар крови, число убийств доходило до десяти и даже до двенадцати.

И вот как-то раз, в августе, дверь ювелира, вопреки обыкновению, не открылась в семь часов утра; она не открылась и в полдень и оставалась закрытой весь день.

В редакции это вызвало большое удивление: Руффо был настолько пунктуален, что отступить от этой пунктуальности он мог лишь в том случае, если с ним что-то произошло. Один из нас высказал предположение, что Руффо уехал за город, но кто-то другой возразил, что если бы Руффо уехал за город, то Антонино занял бы его место за прилавком магазина.

— Тем более, — заметил Сальваторе, — что вчера, установив ставни, он, вместо того чтобы вернуться, как обычно в дом, закрыл дверь снаружи и ушел вместе с Антонино.