Неаполитанские хроники

На другой день, в семь часов утра, Гужон, наш администратор, и Эудженио Торелли, наш переводчик, стояли на балконе бюро «Независимой газеты», поджидая появление Руффо.

Однако Руффо так и не вышел из дома; как и накануне, дверь его оставалась закрытой весь день.

Назавтра «Независимая газета» опубликовала следующую заметку:

«Господин квестор Аморе (так звали префекта полиции) извещен, что на протяжении двух дней магазин часовщика-ювелира Руффо остается закрытым; возможно, с его владельцем произошло какое несчастье».

Ни в этот день, ни на следующий магазин не открылся. Он оставался закрытым на протяжении четырех дней, как вдруг в ответ на наше уведомление мы получили из полиции следующее письмо:

«В ящике, найденном у развилки дорог на Аверсу и Нолу, обнаружен труп убитого мужчины; на шее у него глубокая рана, нанесенная, по-видимому, бритвой, на теле — пять ножевых ран: четыре из них в области груди и одна в области живота. Опознать убитого будет затруднительно, поскольку лицо его полностью обезображено. Из всей одежды на нем лишь рубашка, разорванная в том месте, где стояла метка, и синие хлопковые носки.

Тело находится в начальной стадии разложения».

Это уведомление было одновременно заметкой, предназначенной для публикации в газете, и приглашением прийти на опознание трупа.

Поскольку ни у кого из нас не было желания участвовать в этой жуткой процедуре, я отправил в полицию Сальваторе, снабдив его письмом, в котором просил г-на Аморе положиться на моего посланника, человека чрезвычайно толкового.

Сальваторе вернулся: хотя тело было обезображено, он пребывал в твердой уверенности, что узнал Руффо по его рубашке и синим носкам.

Этой уверенностью он поделился с префектом полиции, и тот через десять минут после возвращения Сальваторе лично явился вместе с комиссаром, судебным писцом, двумя карабинерами и слесарем, чтобы вскрыть дверь магазина.

Дверь была закрыта изнутри на засовы и поперечные запоры, так что пришлось ее взломать, чтобы проникнуть в магазин.

Магазин оказался полностью ограблен, ящики конторки и касса были пусты. Все, что имело хоть какую-нибудь ценность, было унесено.

Все обитатели улицы Кьяйя собрались у двери Руффо.

Господин Аморе разглядел в толпе нашего Сальваторе и, вспомнив, что я рекомендовал ему этого малого как человека весьма толкового, пригласил его войти внутрь и поделиться с ним своими наблюдениями.

Самое большое недоумение у квестора вызывало то, что дверь была заперта на засовы и закрыта на ключ. Каким путем грабитель вошел в магазин? Каким путем он вышел оттуда? Все окна были закрыты.

Господин Аморе составил протокол, после чего, обратившись к Сальваторе, спросил:

— Есть у вас какие-нибудь соображения, которые могли бы направить следствие по верному пути?

Сальваторе покачал головой в знак отрицания и не промолвил ни слова.

Затем, вернувшись в бюро «Независимой газеты» и отведя в сторону Гужона и меня, он произнес:

— Голову даю на отсечение, все это устроил Антонино!

III

Вначале мы отвергли эту мысль. И в самом деле, как можно было поверить, что этот сирота, подобранный и воспитанный Руффо, этот молодой человек, обязанный ему всем, стал убийцей своего благодетеля?

— Не хотите верить, не верьте, — настаивал Сальваторе, — но, если не возражаете, я расскажу вам от начала до конца, как все произошло.

— Давай, рассказывай, — ободрил я Сальваторе.

— Тсс! — прошептал он, поднося палец к губам и подавая мне знак посмотреть направо.

На пороге комнаты стоял г-н Аморе.

— Зачем таиться? — произнес г-н Аморе. — Если вы так уверены в своей догадке, то именно в моем присутствии и надо все рассказать.

— Ну да, — откликнулся Сальваторе, — чтобы Каморра сделала со мной то же, что она сделала с комиссаром Мели!

(Позднее мы расскажем эту историю, не менее страшную, нежели та, что предложена вниманию читателя сейчас.)

— Да ладно, теперь уже не те времена, — промолвил г-н Аморе, — и Каморра более не существует. К тому же вы и так достаточно сказали, а я достаточно услышал, чтобы заставить вас говорить, даже если вы этого не хотите.

Сальваторе рассмеялся.

— Выходит, господин квестор, есть способ заставить говорить человека, который хочет помолчать? По правде сказать, ваше превосходительство порадует меня, если укажет, в чем этот способ состоит.