Неаполитанские хроники

Полисы выложили на стол; их предстояло по-братски разделить между соучастниками убийства, за вычетом четырехсот дукатов, которые Антонино заранее выговорил себе как надбавку, поскольку именно он задумал преступление и взялся заманить жертву в западню.

Кроме того, эта надбавка должна была помочь ему заглушить угрызения совести, которые, по словам Антонино, терзали его, ибо преступление было направлено против того, кто заменил ему отца.

От кармана редингота перешли к карманам жилета.

В них обнаружилось сорок дукатов золотом и серебром; монеты положили поверх семисот дукатов полисами, тем самым устранив опасность, что эти бумажки может унести порыв ветра или сквозняк.

От карманов жилета перешли к кармашкам панталон.

В переднем кармашке лежали часы Руффо. Антонино заявил, что поскольку эти часы принадлежали его крестному и отличаются безукоризненной точностью, то ему доставило бы удовольствие владеть ими.

Они были отданы ему.

В левом боковом кармашке находилась золотая табакерка, в правом — ключи от магазина, конторки и кассы.

Джеппина заявила, что поскольку она одна из всей компании нюхает табак, то, по этой причине, а также потому, что она предоставила свой дом в качестве места для убийства, будет справедливо, если табакерку отдадут ей, подобно тому как часы отдали Антонино; ну а главное, если допустить, что из-за смерти Руффо им всем рано или поздно придется иметь дело с правосудием, то рискуют более всего Антонино и она. Доводы эти были сочтены справедливыми, и ее просьбу удовлетворили.

Что же касается ключей, то, по правде говоря, ради них все и было затеяно. В магазине Руффо одних только драгоценностей было на сто тысяч франков, и это не считая золотых монет и полисов, лежавших в кассе, и серебряных монет, хранившихся в конторке. Не вызывало сомнений, что наведаться туда следовало Антонино. Но, так как ни у кого не было особой уверенности в его нравственных качествах, к нему приставили в качестве адъютанта, а точнее говоря, шпиона, Гаэтано Рацци, того самого светловолосого парня, которому, выражаясь на воровском жаргоне, предстояло слягавить уже в первый день.

Однако, прежде чем совершить налет на магазин, Антонино дал несколько распоряжений.

Прежде всего, нужно было обезобразить Руффо, обуглив ему лицо.

Кроме того, следовало уничтожить его редингот, жилет, галстук и панталоны — все это было запачкано кровью; можно было оставить на нем рубашку, сорвав с нее метку, и носки, поскольку они меток не имели.

Когда с наставлениями было покончено, Антонино взял ключи Руффо и, не желая показываться на набережных, где в ту светлую ночь его могли узнать, двинулся по маленьким улочкам, ведущим к Кастель Капуано, затем вышел на большую улицу, ведущую от Кастель Капуано к улице Толедо; от Палаццо д’Ангри, где заканчивается эта улица, до улицы Кьяйя был всего один шаг.

Антонино и его спутник убедились, что улица Кьяйя была безлюдна; Антонино вставил ключ в замочную скважину, быстро повернул его, открыл дверь и, как только он и Гаэтано проскочили в магазин, закрыл ее.

Там они застыли в неподвижности и прислушались.

Все было тихо.

Антонино вынул из кармана спичку и зажег ее. На столе стояла свеча; он поднес спичку к фитилю, и тот загорелся.

В магазине по-прежнему все было в полном порядке.

Антонино вынул из шкафа две сумки вроде тех, в каких служащие банка перевозят денежную наличность, одну из них дал Гаэтано и приказал ему наполнить ее предметами, расставленными на витрине и развешанными у оконного стекла. Вскоре две сумки были наполнены доверху, в третьей поместилось все остальное.

Затем шаг за шагом, не озадачившись ни одним из секретов, которые для менее вхожего в дом человека явились бы непреодолимым препятствием, Антонино открыл кассу, где Руффо хранил наличные деньги.

Там обнаружились полисы на пять или шесть тысяч франков.

Под конец он открыл ящики конторки, где нашлось от пятидесяти до шестидесяти дукатов.

Обе эти суммы, пересчитанные и удостоверенные Рацци, перекочевали в глубокие карманы Антонино.

Главное было сделано. Следовало подумать об уходе. Антонино неспешно вынашивал свой замысел и учел все воровские правила; одно из таких правил заключалось в том, чтобы уйти, не оставив следов. Он взял одну из сумок с драгоценностями, оставив две другие Рацци, задул свечу, прошел по коридору, приподнял окно и выпрыгнул на улицу.

Рацци проскользнул в то же отверстие, опустил за собой окно, и оба они оказались снаружи, причем в доме не осталось никакого другого следа их пребывания, кроме опустошения, которое они там учинили.

Было невозможно догадаться — по крайней мере, так им казалось, — каким путем они туда вошли и каким путем оттуда вышли.

На сей раз они поднялись по улице Толедо до Бурбонского музея, затем спустились до площади Меркато Веккьо и вернулись на улицу Меркателло, но теперь с противоположной стороны.

Остальные убийцы, руководимые Джеппиной, неукоснительно следовали наказам Антонино; они разожгли печь и кинули туда редингот, жилет, панталоны и галстук Руффо, быстро сгоревшие дотла.