Неаполитанские хроники

Однажды, дело было в 1838 году, ему стало известно, что один из его подчиненных украл какую-то пустяковую вещь у хозяина дома, в котором он квартировал; Борхес тотчас же приказал поместить его в capilla,[12] с тем чтобы затем расстрелять. У заключенного был двоюродный брат, бригадный генерал карлистской армии. Этот генерал вовсю хлопотал перед Борхесом, стараясь спасти жизнь своему родственнику. Вначале Борхес наотрез отказался что-либо слушать, и смягчить его удалось, лишь воззвав к памяти его отца. Наконец, он уступил, сказав при этом:

— Впервые я нарушу свой долг, но мне хочется, по крайней мере, чтобы твой родственник до конца жизни не забывал о совершенном им преступлении.

Арестованный офицер провел в часовне целые сутки и вышел оттуда лишь для того, чтобы отправиться к месту казни; там его поставили на колени, завязали ему глаза, а затем по команде «Огонь!» выстрелили в воздух.

И вот тогда Борхес подошел к виновному и сказал ему:

— Вы свободны!

В 1848 году, получив ранение, Борхес нашел убежище на каком-то хуторе недалеко от городка Сан-Лоренсо-дель-Питеус. Однажды туда явился отряд солдат, чтобы арестовать его, но ему удалось бежать, хотя и подвергшись при этом огромной опасности. Борхес понял, что обнаружили его укрытие не случайно, и заподозрил, что выдал его хозяин хутора; в итоге, проезжая позднее возле этого хутора, где ему довелось когда-то прятаться, он входит в дом, возобновляет знакомство с его владельцем, после чего уводит его с собой, по пути дружески беседуя с ним. Однако на подходе к Сан-Лоренсо он объявляет бедняге, что намерен расстрелять его; крестьянин уверяет в своей невиновности, умоляет, но все бесполезно: роковой приговор приведен в исполнение. Между тем несчастный хуторянин не был виновен в преступлении, которое ему вменили; донос, поставивший жизнь Борхеса под угрозу, был личной местью другого крестьянина, о чем слишком поздно узнал тот, кто, не имея достаточных улик, принес в жертву человека, спасшего ему жизнь.

Как бы то ни было, Борхес был менее жестоким и менее кровожадным, чем бо́льшая часть его соратников, и никто и никогда не ставил под сомнение его порядочность; во время эмиграции, несмотря на высокое положение, какое было у него в карлистской армии, он всегда жил лишь на свои скудные заработки и неизменно отвечал отказом на делавшиеся ему предложения принять его с прежним чином в армию королевы.