Ну а теперь, если не возражаете, давайте выйдем вместе с вами за пределы городской черты.
Неаполь — это город, щедро одаренный небесами; так вот, культура разбоя в здешней провинции находится на том же уровне, что и в столице. Если бы барон Дюпен провел статистический обзор бывшего Королевства обеих Сицилий, он мог бы окрасить все его округа в один цвет.
Цвет крови.
В провинции, помимо того, что там происходят заурядные поджоги, грабежи и убийства, свидетельствующие о некой вторичности культуры разбоя, существует знаменитое акционерное общество Society del Riscatto: правление его, вероятно, располагается в Неаполе, но его разветвленная сеть простирается от мыса Реджо до границ Папской области и от Пиццо, преданнейшего города, где был расстрелян Мюрат, до Кротоне, древнейшего города, где родился атлет Милон.
Society del Riscatto, то есть Общество вымогательства, интересно тем, что оно было основано без всякого акционерного капитала. Ходят упорные слухи, что определенные средства вложил туда бывший король бывшего Королевства обеих Сицилий, но никто не говорит, что он получает с этого дивиденды.
Деятельность Общества сводится к тому, чтобы похитить какого-нибудь человека — мужчину, женщину или ребенка — и отправить письмо следующего содержания:
Как видите, все крайне просто. Так что Общество работает исправно и дела у него идут превосходно.
Мы уже рассказывали вам историю г-на Куоколо, неаполитанского торговца кожами, похищенного средь бела дня и выкупленного за пятьдесят две тысячи франков, и историю сына г-на Майнольфи из Червинары, ребенка, выкупленного за двенадцать тысяч франков; так вот, все это примеры промысла, о котором мы поговорим с вами сегодня и который в большом ходу на Кавказе.
Во времена Екатерины II свет, по утверждению Вольтера, шел к нам с Севера; сегодня он идет с Востока.
Однако порой, то ли испытывая временные денежные затруднения, то ли по ошибке, Общество стреляет по своим; вот что, к примеру, произошло совсем недавно.
Есть на свете некий господин, который носит красные чулки, вместо того чтобы носить черные или белые, и является прелатом, вместо того чтобы быть адвокатом, судьей, журналистом, торговцем, земледельцем, промышленником, военачальником, поэтом, историком или кем-то еще, приносящим пользу.
Этого господина зовут Франческо Педичини, и он является архиепископом Бари.
Как и монсиньор Монтьери, епископ Соры, о котором мы поговорим позднее, он был большим другом Фердинанда II и его сына.
Прежде он занимал пост епископа Оппидо; Фердинанд II, желая вознаградить г-на Педичини за рвение, назначил его архиепископом Бари. Он был одним из тех преданных людей, что оставались подле Фердинанда II в дни его последней болезни, несмотря на физическое отвращение, которое больной король вызывал у окружающих. Слава ему за это! Преданность всегда прекрасна.
Когда шестьдесят епископов, действуя сообща, покинули свои епархии, чтобы не подчиняться революции, г-н Педичини, архиепископ Бари, поступил так же и удалился в Визотано, на свою малую родину.
Такое куда лучше, чем приносить клятву, как это сделал г-н Ченатьемпо, получать деньги от короля Виктора Эммануила и одновременно строить против него заговоры. Господин Педичини, напротив, спокойно сидел на месте, за что мы осыпаем его похвалами.
Так вот, у монсиньора Педичини, архиепископа Бари, есть дядя, дон Томмазо Педичини, которому уже за шестьдесят.
У разбойников достало дерзости, без всякого уважения к его родству с архиепископом Бари, похитить дона Томмазо Педичини прямо в его саду, где он прогуливался, и увести его в горы.
За его освобождение потребовали достаточно большую сумму.
Если бы это был отец или брат монсиньора Педичини, то, вероятно, достойный прелат не тянул бы с выкупом, но ведь речь шла всего лишь о дяде, а с дядей, как известно, особо не церемонятся. Так что племянник решил, что с выкупом можно повременить.
Но, пока он тянул время, однажды утром ему принесли отрезанное ухо, к которому была прицеплена бирка со следующим текстом:
Отдадим должное монсиньору Франческо Педичини: выкуп был отправлен незамедлительно.
Спустя три дня дон Томмазо Педичини возвратился.
Подобно Малху, он отделался лишь одним ухом; к несчастью, рядом не было Иисуса, чтобы поставить отрезанное ухо на место.
На дороге в Беневенто разбойники остановили дилижанс.