Неаполитанские хроники

И, наконец, он ругается, неистовствует, извергает громы, пускает в ход все бранные слова, какие знает, в итоге выхватывает у кучера кнут и начинает стегать. Это третья стадия.

Но вы, мой дорогой турист — позвольте мне называть вас «мой дорогой»: мы ведь знакомы уже десять дней; в Неаполе через десять после знакомства не приглашают на ужин (в Неаполе вообще никогда не приглашают на ужин), однако обращаются друг к другу на «ты»; так вот, мой дорогой турист, вы находитесь пока лишь во второй стадии и довольствуетесь тем, что по-французски кричите кучеру: «Пошел! Пошел!»

Кучер пускает лошадей в галоп, но затем, мало-помалу, замедляет скорость и на подъезде к Кьяйе, под предлогом затора на дороге, даже если там нет ни одной кареты, переходит на шаг.

Когда гостиница «Ла Виттория» остается позади и ваши лошади, проделав добрую половину пути, поворачивают голову в сторону грота Поццуоли, ваша коляска внезапно оказывается окружена, причем с помощью какого-то необъяснимого стратегического маневра, но не цветочницами, как это происходит во Флоренции — и в чем есть приятная сторона, ибо некоторые из тамошних очаровательных барышень, промышляющих цветами, по части свежести могут поспорить со своими букетами, — а грязными цветочниками, которые цепляются за вашу коляску, влезают на подножки, забираются на заднее сиденье и суют вам под нос свои букеты.

В течение первых четырех дней вы покупаете у них эти букеты.

В первый день вы платите за букет пиастр.

На второй день — дукат.

На третий день — пять карлино.

На четвертый день — десять грано.

Затем, видя, что цветы в Неаполе так дешевы и объясняется это тем, что у камелий здесь железные стебли, а фиалки ничем не пахнут, вы проникаетесь отвращением к цветам; затем, видя, что цветы гонятся за вами, вы убегаете от них; видя, что цветы мчатся быстрее вас, вы начинаете ненавидеть цветы, вы проклинаете цветы, поносите их, предаете их анафеме!

А ведь цветы — это такая прелесть, когда не уродливый и грязный цветочник понуждает вас купить их, а когда вам протягивает их нежная белая ручка; когда они сохраняют, примешанный к их запаху, аромат дыхания, которое коснулось их, и когда они приносят вам поцелуй, который укрыт в их благоуханных лепестках, способных хранить тайну.

Итак, очередное разочарование: на четвертый день вашего пребывания в Неаполе вам стали противны цветы. И почему? Да потому, что вам предлагает их омерзительное попрошайничество.

О, не тревожьтесь! Пусть только фея перенесет вас на луга Турени, на пастбища Нормандии или к живым изгородям Вандеи, и сами увидите, с какой детской радостью вы соберете букет ромашек, лютиков и барвинков.

Вы ускользаете от цветочников и, продолжая свой путь, в Мерджеллине проезжаете среди толпы нищих, выстроившихся вдоль дороги; но вы закрываете глаза, чтобы не видеть их, а они, к счастью, не в состоянии гнаться за вами, поскольку ваша коляска быстро катит по ровной местности; к тому же это квартал калек.

Однако рядом с виллой Барбайи дорога начинает идти в гору, и кучер переводит лошадей на шаг.

(У неаполитанского кучера все служит предлогом для того, чтобы перевести лошадей на шаг: дорога идет в гору, дорога идет под гору, мощеная дорога, песчаная дорога, поворот дороги. И то, что так происходит, всегда вина дороги, а не лошадей.)

В ту же минуту из каменоломни в горе выходит толпа троглодитов.

Это дети в возрасте от трех до двенадцати лет.

Самые маленькие, в возрасте от трех до пяти лет, делают вид, что плачут.

Те, что в возрасте от пяти до семи лет, кричат вам, что они не ели со вчерашнего дня.

Те, что в возрасте от семи до девяти лет, клацают зубами, словно кастаньетами.

Самые старшие ходят колесом.

Ну а из числа тех, кто не обладает ни музыкальным даром, ни гимнастическим, одни выкрикивают: «Да здравствует Гарибальди!», другие: «Да здравствует Чальдини!», дабы все политические убеждения оказались удовлетворены, все политические взгляды представлены.

Вас охватывает страшное желание сойти с коляски и пришибить хотя бы одного из этих малолеток. И вовсе не человеколюбие удерживает вас на сиденье, а страх наказания: даже если смертную казнь отменят, вы рисковали бы оказаться на каторге.

Наконец, вы миновали их.

До вершины подъема все идет хорошо; однако в начале спуска, за поворотом дороги, укрывается дом: дверь его распахнута, и он похож на засаду.

Это застава, где меняют лошадей; обслуживают ее маленькие девочки.

Они не могут ходить колесом, зато вас они величают «вашим высочеством», а даму, которая едет с вами, если с вами едет дама, — «прекрасной принцессой».

Дорога по-прежнему идет под гору. Вы кричите кучеру:

— В галоп!

За спиной у вас остаются все эти малолетние оборванцы, испортившие вам одно из самых красивых зрелищ в Неаполе — зрелище залива Поццуоли, от Низиды до Мизенского мыса, открывающееся с высоты Позиллипо.

Кучер замедляет бег лошадей: будьте осторожны!