Четыре человека берутся за вашу коляску, подпирают ее плечом, толкают, приподнимают; но их сил недостаточно; подбегают еще двое, теперь их уже шестеро; уходит целых полчаса, и в итоге коляска оказывается на какой-то мощеной улице.
Но улица эта перекрыта баррикадой!
Для чего баррикада, ведь вокруг мир?
Для того, чтобы пять или шесть уличных мальчишек, соорудивших ее с целью помешать вам проехать, теперь разобрали ее, предоставив вам такую возможность.
Эти мужчины, которые несут, толкают, подпирают плечом вашу коляску, и эти уличные мальчишки, которые сооружают и разбирают баррикады, суть два лика великой корпорации попрошаек. Поройтесь у себя в кармане; хоть вы и не подали тем, кто ничего не сделал для вас, полагается вознаградить тех, кто оказал вам услугу.
Вы снова садитесь в коляску, вытирая пот со лба; вокруг вас десятка три попрошаек.
Лошади, исполненные человеколюбия, отказываются трогаться с места: они не могут сделать ни шагу, не раздавив мужчину, женщину или ребенка.
И вот тогда, взорвавшись, выйдя из себя, задыхаясь, в ярости, в бешенстве вы выхватываете из рук извозчика кнут и хлещете им весь этот сброд.
Это уже третья стадия.
Лошади снова бегут рысью; вы думаете, что избавились от этой нечисти, переводите дыхание и отваживаетесь с облегчением воскликнуть: «Ух!»
В это мгновение вы вдруг слышите, как за спиной у вас кто-то кричит вам в ухо:
— Храм Сераписа! Храм Сераписа! Храм Сераписа!
Это ваш чичероне, который пристроился на запятках вашей коляски и оттуда безнаказанно докучает вам.
Вы избавитесь от него лишь у озера Лукрино.
IV
Вы наверняка слышали, не так ли, что в Константинополе бродячие собаки всегда живут в границах своих кварталов; каждая собака, пока она находится в собственном квартале, является равноправным членом своей собачьей республики, но, если она отважится выйти за пределы этой территории, ее немедленно растерзают собаки с соседних кварталов.
Точно так же обстоит дело с неаполитанскими чичероне.
Чичероне, показывающий храм Сераписа, покидает вас у озера Лукрино, поскольку там он оказывается на территории чичероне, показывающих термы Нерона, Диковинный водоем и руины Байев.
И вы видите, как он пешком, с поникшей головой, возвращается в Поццуоли, надеясь отыскать там какого-нибудь другого путешественника, более простодушного.
Это и есть ваша месть.
Но вы напрасно льстили себя надеждой, что достигли цели своей прогулки, то есть старинного замка в Байях, у небольшой бухты Бавл, который закрывает проход к заливу.
Здешний замок играет ту же роль, что и Дербент Железные Врата, закрывающий проход из России в Персию.
Однако в Неаполе трудно преодолеть вовсе не каменные стены: «Любой укрепленный город, куда может войти мул, груженный золотом, не так уж неприступен», — говаривал Филипп Македонский, отец Александра Великого. Ворота Байев вы преодолеете куда дешевле. Выньте из кармана полпиастра, и дело сделано.
Стены, которые в Неаполе трудно опрокинуть, это людские стены, это живые преграды.
На краю озера Лукрино вы сталкиваетесь с тремя заслонами.
Первый заслон: чичероне, показывающие термы Нерона.
Второй заслон: чичероне, показывающие Диковинный водоем.
Третий заслон: чичероне, показывающие храмы Венеры Прародительницы, Меркурия и Дианы Светоносной, хотя, в действительности, это не храмы, а бани.
И тут волей-неволей, пусть даже и в десятый раз, вам придется взобраться на спину человеку и верхом на нем спуститься в подземелье; проникнув в термы Нерона, вам придется подвергнуть себя риску апоплексического удара и, ожидая, пока сварятся яйца, которые запыхавшийся гид положит для вас в кипящую воду, выслушать нелепое описание Диковинного водоема, который является не чем иным, как превосходным резервуаром, снабжавшим пресной водой Мизенский флот; из терм Нерона вам придется перейти в храмы Венеры Прародительницы, Меркурия и Дианы Светоносной, которые, как я уже сказал, являются не чем иным, как руинами тех расслабляющих бань, какие в глазах Проперция делали опасным пребывание в Байях его любовницы Кинфии.
Так вот, повторяю, это дело одновременно муниципалитета и министерства народного просвещения. Позорно для того и другого, что иностранцы уезжают из Байев, введенные в заблуждение патентованными чичероне.
Не от автора «Корриколо», как назвал меня неаполитанский ученый, г-н Никколини, зависит, чтобы дело обстояло иначе.
Поскольку гавань Байев находится почти в самой дальней точке, куда могут доставить вас наемные лошади, вы останавливаетесь и какое-то время созерцаете этот прекрасный залив, о котором Гораций сказал:
Nullus in orbe sinus Baiis praelucet amoenis.[32]
Затем вы садитесь в коляску и пускаетесь в обратный путь, задаваясь вопросом, нет ли возможности объехать Поццуоли стороной.
Но нет, миновать Поццуоли невозможно.